Барбакова К.Г. Социальная ответственность интеллигенции

Политическая власть, какие бы нравственные ценности ни провозглашала, не может следовать им, ибо действия ее представляют реализацию ценностей определенной социальной группы, которая привела субъекта власти к власти. Даже при развитой демократии народ следует за наиболее значимыми для него группами или личностями. Зарождающаяся же демократия отягощена привязанностями к прошлому или полным анархическим отрицанием его, что не может не отразиться на формировании групповых интересов, на их приоритетности в процессе выбора субъекта власти. Стремящиеся к политической власти определенные группы или их представители, сориентированные на интересы выдвигающих их групп, вынуждены при получении власти эти интересы реализовывать, подавляя в той или иной мере оппозиционные им группировки.

В этой связи любая политическая власть в своей деятельности не может брать за основу общечеловеческие ценности. История свидетельствует, что пока этого не удавалось сделать ни одной социальной группе, пришедшей к власти. Поэтому реализацию гуманистических принципов: человек – цель, а не средство для другого, человечество связывает или с царством божиим на небе, или с утопическими представлениями о царстве справедливости на земле. Невозможность реализации гуманистических идеалов во всей полноте приводит к концепции «меньшего зла», концепции достаточно опасной из-за субъективности трактовки степени зла. А судьи кто? Кто может в обществе решить вопрос об уровне управления с точки зрения общечеловеческих принципов, а также начать поиск реальных возможностей осуществ­ления этих принципов в жизнедеятельности настоящих и будущих поколений? Может быть, интеллигенция? Какая? И вообще, что такое интеллигенция?

Л.И. Новикова и И.Н. Сиземская показывают, что первоначально в 60-х г.г. XIX века интеллигенцией называли образованную, критически мыслящую часть общества, социальной функцией которой являлась активная оппозиция самодержавию и защита интересов народа. Главной сферой творчества интеллигенции была разработка культурно-нравственных ценностей, формирование общественных идеалов, ориентированных на всеобщее равенство и интересы развития человека. До 30-х гг. XIX века образованная часть российского общества практически совпадала с чиновничеством и офицерством, служила отечеству, по происхождению была дворянской. Во второй половине XIX века начинается отход интеллигенции от государства. Крушение российской государственности в 1917 году стало в значительной степени и крушением интеллигенции. Новому обществу оказалась ненужной «критически мыслящая личность», а государство не могло терпеть интеллектуальную оппозицию¹.

Известный американский социолог Ч. Кадушин в работе «Американская интеллектуальная элита»² пишет о том, что из многочисленной литературы, вышедшей в последнее время по проблемам интеллигенции, более половины непосредственно посвящено вопросу «кто есть кто?», т. е. вопросу уточнения самой категории. Это не случайно, ибо «большинство открытий и сущность развернувшейся огромной дискуссии зависит от того, какой смысл вложен в термин «интеллигенция»¹. Сегодня, подчеркивает он, все чаще об­ращаются к толкованию этого понятия, распространенному в России XIX века, когда к интеллигенции относили тех, кто 1) интересовался общественными делами; 2) чувствовал ответственность за решение важных государственных проблем; 3) заботился о развитии общественного мнения по поли­тическим, социологическим и нравственным вопросам; 4) чувствовал обязанность совершать в жизни то, о чем мечтал². Ч. Кадушин фактически присоединяется к такому определению интеллигенции, когда делает вывод о том, что «интеллигенты – это те, кто подвергает общество и его идею глобальной критике»³.

«В Европе интеллигенция, – пишет Н.К. Михайловский, – за редким исключением, была в полном единении с буржуазией. Таким образом, ни в каком термине вроде «интеллигенция» не было и надобности, интеллигенция совпадала с буржуазией и утопала в ней. Теперь в Европе дела стоят, разумеется, иначе»⁴. Но, тем не менее, именно в России в результате особого интереса к новой, поднимающейся общественной силе рождается термин «интеллигенция», содержание которого становится объектом довольно острых дискуссий.

Можно согласиться с Е.И. Лозинским в том, что «дефиниция, т.е. точное и сжатое установление понятия какого-либо общественного явления, это то же, что в медицине хороший диагноз»⁵.

Анализ различных точек зрения на содержание категории «интеллиген­ция» в русской социологической литературе эпохи становления и развития капитализма в России позволяет классифицировать их по двум большим на­правлениям: социально-экономическому и социально-этическому. Эти направления замечают и многие социологи того периода, занимающиеся раз­работкой проблем интеллигенции. Так, Р.В. Иванов-Разумник в работе «Что такое «махаевщина»?» писал, что «интеллигенция» – термин и социально-экономический и социально-этический. Социально-этический оттенок тер­мина, подчеркнул П.Л. Лавров, связав его с «критически мыслящей личностью». Синтезировать обе точки зрения нельзя, ибо социально-экономическая трактовка рассматривает интеллигенцию как класс, а социально-этическая – как внеклассовую группу⁶. Не только Лавров, но и все остальные представители народнической социологии рассматривали интеллигенцию как социально-этическую категорию. Чтобы понять это, достаточно сравнить отдельные определения интеллигенции, данные народниками. «Интеллигентом будет тот, – отмечает А. А. Николаев, – кто понимает неправду жизни, видит, как всем мы обязаны народному труду и как этот народ обречен в настоящее время на жалкое существование, и, наконец, тот, кто хочет бороться против этой неправды жизни, хочет помочь трудящемуся народу устроить свою жизнь на новых, лучших основаниях и не жалеет для этого сил»⁷.

Социально-этический смысл в содержании категории «интеллигенция» характеризует подход к определению интеллигентности как нравственному качеству личности. Интеллигентность связывается с пониманием необходи­мости действий на благо народу. Т.е. само понятие «интеллигентность» связывалось не с социальной принадлежностью, а с духовно-нравственными ка­чествами личности. Правда, теоретические знания, осмысление нравствен­ных принципов было доступно в то время в основном только представителям умственной деятельности, и поэтому интеллигентность часто рассматривали как синоним принадлежности к интеллигенции как социальной группе, что в немалой степени обусловило прямую связь понятий «интеллигенция» и «интеллигентность».

Распад СССР привел к краху устоявшегося образа жизни, пересмотру ориентации и ценностей десятков миллионов людей. Исчезла не только страна – исчезла база того мировоззрения, на которую опирались люди в своем взаимодействии с обществом, с государственными производственными организациями, со своими коллегами, друзьями, соседями по месту жительства, со всем окружающим миром»¹.

В связи с нравственно-этическими характеристиками сущности интеллигенции сложились ее парадоксальные отношения с властью. Возникнув, как социальная группа в процессе развития капиталистического общества, интеллигенция выступала в оппозиции к государственной власти. Категория власти является предметом многочисленных дискуссий и многовариантных определений. Подчеркивая этот факт, Ю.В. Ирхин и Г.Г. Пирогов отмечают шесть содержательных ее признаков: во-первых, власть, как способность или потенциальная возможность людей принимать решения, влияющие на действия других людей, а тем самым существенно воздействовать на различные стороны общественного развития на основе воли, права, принуждения, авторитета и т.д.; во-вторых, власть представляет собой механизм реализации решений, принятых определенными лицами или отдельным лицом; в-третьих, власть рассматривается в качестве преобразующей и производительной способности социальных структур, действующих независимо от воли индивидуумов (например, власть рыночных сил при капитализме); в-четвертых, власть как система властных (государственных) органов; в-пятых, власть выступает в качестве субъектов, обладающих соответствующими государственными, административными полномочиями; и в-шестых, комплексным фактором власти на современном этапе функционирования и перспективном развитии информационной цивилизации является власть знания. Властные отношения, по их мнению, могут представлять принуждение на основе конфликтных интересов и также взаимодействие при условии учета этих интересов. Основными принципами власти являются ее легальность и легитимность, сохранение, внутренняя несвобода, зависимость от обстоя­тельств, толерантность и конъюнктурность. Она включает функциональный (управленческий) коммуникативный и директивный аспекты. Источниками авторитета власти Ю.В. Ирхин и Г.Г. Пирогов называют традиции, законы, харизматические, моральные, профессиональные качества политических лидеров².

Г.Ю. Семигин раскрывает связь государственной власти с политическими процессами, характеризуя политику, как государственные общественные дела, сферу деятельности, непосредственно связанную с властными отношениями между социальными группами, народами, нациями, людьми и государствами. Она включает взаимодействие субъектов в процессе властно-управленческой и организаторской деятельности, поведение людей, их социально-политические интересы, мотивы деятельности, функционирование политических институтов и организаций, политические идеи и взгляды. По мнению Г.Ю. Семигина, политика является и наукой, и искусством. Наукой она стала в процессе открытия и познания законов общественного развития, знание которых обуславливает целенаправленное влияние на политическую жизнь. Сущность политики как искусства определяется субъективной стороной политических процессов, предполагающих использование опыта, интуиции, фантазии, творческой смелости³.

Ж.Т. Тощенко считает, что политическая власть направлена на защиту, закрепление и развитие достигнутых позиций, и создание новых предпосылок для ее дальнейшего упрочения. «Главным носителем властных отношений является государство, которое в лице конкретных органов в центре и на местах выступает (или должно выступать) основным субъектом властвования, который определяет важные направления развития политических и правовых отношений»¹. По его мнению, принцип разделения властей непосредственно связан с адресной ответственностью за исполнение соответствующих функций, законодательно закрепленными за исполнительной, судебной и законодательной властью².

Дж. Масионис подчеркивает сложность определения категории «власть» в связи с тем, что она является наиболее трудным для научного изучения феноменом, поскольку любую теорию власти трудно отделить от политических пристрастий и личных ценностей ее авторов. Тем не менее, он выделяет три модели власти: плюралистская модель, характеризующая ситуацию, когда власть распределена между многими группами, имеющими разные интересы. Данный подход базируется на структурно-функциональной парадигме. Данная форма власти как бы распределена в обществе таким образом, что каждый человек обладает хотя бы минимальным весом в политической системе, где политические процессы в большой степени зависят от союзов и компромиссов между различными группами, преследующими свои интересы и поддерживающие в связи с этим определенные виды политического движения. В качестве итога Дж. Масионис называет эту модель правлением народа.

Вторая модель (по Масионису, модель правления немногочисленных групп) – это модель властной элиты, согласно которой власть сосредотачивается в руках богатых. Этот термин введен в научный оборот американским социологом Р. Миллсом, который раскрыл специфику, направленность и динамики консолидации различных групп властной элиты в решении государственных проблем.

Третья – марксистская модель, которая демонстрирует факт определения направленности, сущности политики экономической системой. Часто эту модель называют марксистской политико-экономической моделью. Согласно утверждению К. Маркса о том, что экономическая система общества (капиталистическая или социалистическая) оказывает большое влияние на функционирование политической системы, властная элита является порождением капитализма и основная часть населения, будучи эксплуатируемой работодателями, фактически отстранена от участия в политической жизни³.

Концепция формирования государства, его роли в организации деятельности человека и социальных групп получила свое развитие в работах Платона, в частности в книге «Государство». Анализируя различные типы государственных и межгосударственных отношений, он создает модель идеального государства, понимая, что эта модель не найдет полного своего воплощения в ближайшем будущем, но будет способствовать, по его мнению, включению отдельных его характеристик в процессы функционирования ре­альных государств. Он пишет о необходимости сохранения определенных границ идеального государства: «государство можно увеличивать до тех пор, пока оно не перестает быть единым, но не более этого»⁴. Характеризуя идеальное государство, он рассматривает его четыре основных добродетели: оно должно быть мудрым, мужественным, справедливым и рассудительным, при этом не невежество, а знание помогает определить содержание этих качеств. Государство может обладать этими качествами, если во главе его и управляет обществом пусть небольшая часть, но мудрая, мужественная, справедливая и рассудительная часть населения⁵. Поэтому правителями такого государства должны быть философы, ибо «пока в государствах не будут царствовать философы, либо, так называемые, нынешние цари и владыки, не станут благородно и основательно философствовать и не сольется воедино – государственная власть и философиями пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди – а их много, – которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор… государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно»¹.

Если Платон, классифицируя различные виды государств и соответствующие им типы характеров, раскрыл динамику государственных форм и процессов, то Аристотель показал причины и цели становления, функционирования и развития государств.

«Общение вполне завершенное, – пишет Аристотель, – состоящее из нескольких селений, образует государство. Назначение его, собственно говоря, вполне самодовлеющее. Государство возникает ради потребности жизни, но существует оно ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство – продукт естественного возникновения и что оно уподобляется в этом отношении первичным общениям – семье и селению; оно является завершением их, в завершении же природа объекта выступает на первый план… Из всего сказанного следует, что государство – продукт естественного развития и что человек по природе своей – существо политическое»².

Аристотель отмечает, что форма государственного устройства олицетворяется верховной властью, которая может быть в руках или одного, или немногих, или большинства, но независимо от этого любой субъект верховной власти должен управлять, руководствуясь общественной пользой, в то время как ориентация его на личные интересы является отклонением от справедливости. Именно такими отклонениями от царской власти является тирания, от аристократии – олигархия, от политии – демократия. «В сущности, тирания – та же монархическая власть, но имеющая в виду интересы одного правителя; олигархия блюдет интересы зажиточных классов, демократия – интересы неимущих классов; общей же пользы ни одна из этих отклоняющихся форм государственного устроения в виду не имеет»³.

Таким образом, Аристотель раскрывает содержательную сторону власти и на этой основе дает классификацию форм государства. Целевое предназначение власти, его нравственную сущность, рассматривает Конфуций; многоаспектность властных отношений, причину и степень их влияния на общество в целом и на каждого гражданина, в частности, детально идеальную модель государства описывает Платон. Теории античных авторов содержали в общем виде абстрактный, формальный, конкретно-социологический, психологический, прагматический и другие подходы к изучению власти, характерные и для современных различных обществоведческих дисциплин. Социологический анализ предполагает исследование власти как целостного социального института, формирующегося и развивающегося на основе определенных закономерно сложившихся объективных детерминант, а также реализующего в процессе своего функционирования интересы и потребности тех или иных социальных групп.

Никколо Макиавелли, будучи не только теоретиком, но и политическим деятелем, в своих работах особое внимание уделял анализу проблем власти и ее субъектов. В своей монографии «Государь» он раскрывает принцип единовластия в республиканских и монархических формах правления.

Ш. Монтескье в своем знаменитом труде «О духе законов», характеризуя политическое устройство различных стран, называет республиканское, монархическое, деспотическое – в качестве основных. «Республиканское правление – это то, при котором верховная власть находится в руках или всего народа, или части его; монархическое – при котором управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов; между тем, как в деспотическом все вне всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица»¹.

Ж.-Ж. Руссо свой трактат «Об общественном договоре, или принципы политического права» начинает следующей фразой: «Человек рожден свободным, а между тем везде он в оковах»². Ж.-Ж. Руссо утверждает, что свобода представляет собой следствие человеческой природы и, прежде всего, человек должен соблюдать один из основных законов – закон самосохранения. Это обязательство по отношению к самому себе и, достигнув определенного возраста, он становится своим собственным господином и отсюда единственным судьей выбора тех средств, которые необходимы ему для его самосохранения. И в связи с тем, что ни один человек не имеет естественной власти над себе подобными, а сила не создает никакого права, «то в качестве основы всякой законной власти среди людей остаются соглашения»³. Но Рycco подчеркивает, что не всякое соглашение является законным, например, соглашение о том, что определенные субъекты приобретают абсолютную власть, а другие безграничное повиновение, абсурдно. Поэтому слова раб и право исключают друг друга. Таким образом, соглашение может быть законным, в случае, когда «каждый из нас отдает свою личность и всю свою мощь под верховное руководство общей воли, и мы вместе принимаем каждого члена как нераздельную часть целого»⁴. Таким образом, происходит создание морального и коллективного целого, составленного из тех членов, которые на общем собрании имеют право голоса и которые определяют формирование своего единства, своего общего «Я». Таким образом, формируется общественная личность, составленная путем объединения многих личностей и которая в свое время представляла собой гражданскую общину, а сейчас называется республикой, государством.

Основоположники марксистской концепции К. Маркс и Ф. Энгельс построили исследование этого социального феномена, прежде всего, на объяснении структуры власти при капитализме. Причем сделали это настолько фундаментально, что последующие элитарные и плюралистические теории XIX и XX веков являются или продолжением и развитием проведенного ими анализа, или критикой этой концепции.

Ведущими в марксистском направлении сегодня являются инструменталистская и структуралистская школы. Основой разногласий между ними по интересующему нас вопросу является, во-первых, спор о противоречиях, существующих в ранних и поздних трудах К. Маркса. Считается, что в один из периодов своей жизни К. Маркс находился под сильным влиянием Ф. Энгельса, вследствие чего его труды носили менее детерминистский характер. В поздних работах К. Маркс проявляет большой интерес к политическому уровню общества, обусловленному возможностью людей действовать свободно, независимо от законов развития экономического производства капиталистической системы. Следовательно, у К. Маркса противоречиво понимание динамики взаимодействия личности и государства в системе политических отношений капиталистического общества.

Во-вторых, в марксистской традиции существует разночтение работы К. Маркса в работе «Капитал», рассматриваемой с одной стороны как идеальную модель совершенной капиталистической системы и, с другой – как описание реально функционирующего общества.

В-третьих, не учитывается тот факт, что основное внимание К. Маркса в «Капитале» было направлено на исследование экономических, а не политических аспектов капиталистических отношений. Поэтому роль политических действий, роль государства и политики в работе не анализировалась.

И, наконец, в-четвертых, концепции марксистских современных школ часто игнорируют те изменения, которые произошли в структуре капитализма в XX веке, затронувшие все его стороны: экономические, политические, социальные, социокультурные.

Существующие разногласия обусловили различный подход к анализу классических теорий К. Маркса и Ф. Энгельса, к практике их реализации в России и определили дальнейшее их развитие.

В традиционных марксистских работах, особенно советские исследователи, опирались на ранние труды К. Маркса, «Капитал», «Манифест», в которых, как считалось, К. Маркс вывел исчерпывающую теорию власти в капиталистическом обществе, показал, как функционирует государственная структура в реально существующей капиталистической системе. Государство при этом рассматривалось в качестве инструмента господства правящего, владеющего средствами производства класса, а экономический базис – как основной детерминирующий фактор, определяющий политическую надстройку. Такой подход связывал все перемены в обществе с изменениями в экономическом базисе, а не с независимыми, свободными поступками личностей, которым отводится весьма незначительная историческая роль. Эта марксистская теория отрицает то, что личности обладают правом свободного выбора, что их политические действия могут быть результатом субъективных и ценностных предпочтений. И как бы люди не верили в роль свободы личностного выбора, по мнению марксистов, перемены могут произойти только благодаря объективным законам развития. Поступки определяются потребностями экономического базиса. Любое действие, противоречащее этим законам, рассматривается как выражение ложного сознания, К таким объективным законам относятся законы классовой борьбы, согласно которым перемены в обществе являются результатом борьбы между соперничающими классами.

По мере вытеснения одних производственных отношений другими правящий класс, владеющий средствами производства, будет перестраивать государственную структуру и подчинять ее своим целям. Таким образом, марксисты-инструменталисты считают, что изменения в структуре власти происходят не как следствие сознательной деятельности личности или определенных групп на политическом или социальном уровне, а благодаря тому, например, что феодальный способ производства исторически изживает себя и уступает место технически более эффективному – капиталистическому. Появляется новый господствующий класс, основой экономической власти которого является владение машинами и фабриками, а не землей. Буржуазия, стремящаяся к присвоению и политической власти, ставит под сомнение правомерность политических и социальных основ властных отношений феодального общества. Поэтому по мере того, как капиталистический способ производства вытесняет феодальный, его носители начинают постепенно формировать новые структуры государственной власти, брать под свой контроль старые, подчиняя политику своим интересам. В итоге государство превращается в инструмент реализации интересов сформировавшегося правящего класса, владеющего не землей, а капиталом.

Какими бы ни были разновидности власти, ее осуществление зависит от определенных условий, которые влияют на ограничение поля деятельности тех, кто располагает властью. Те, кто при помощи своих ресурсов и стратегий стремятся выиграть состязания с другими для достижения своих целей, вынуждены оправдывать свои притязания с помощью весьма общих принципов типа Общего блага и Всеобщей воли. Первый принцип провозглашает, что ограничения и принуждения, наложенные сильными мирами сего, были лишь «на благо» тем, на кого они наложены. Второй пункт – это, что обязанности были установлены по желанию или, по крайней мере, при согласии тех, которые ими связаны. Если эти два принципа уважаются, законность предрешается тем, что власть не деспотична и не осуществляется исключительно в интересах того, кто ее удерживает.

Итак, власть может рассматриваться как социальный факт. Прежде всего, она не сводится к физической сил, даже если ее применение или напоминание о ней составляет одно из условий осуществления власти. Кроме того, она социальна в том тройном смысле, что опирается на ожидания и стратегии, стремится к реализации определенных общих целей, хорошо зарекомендовавших себя у всех или части рассматриваемого общества; осуществляется, следуя более или менее четким процедурам конкуренции или сотрудничества.

Отношение власти может (по крайней мере, частично) контролироваться не только теми, кто ее осуществляет, но также и теми, над кем она осуществляется.

Маргарет Тэтчер отмечала, что глобализация означает конец государства в том виде, в каком его знали на протяжении веков. В действительности глобализация лишь в какой-то степени ограничивает власть государства. Го­сударства сохраняют свое значение, во-первых, потому, что именно они ус­танавливают правовые рамки, а разумная правовая основа имеет колоссальное значение, как для общества, так и для экономики. Во-вторых, государства помогают развивать чувство самобытности, а с глобализацией стремление людей к самобытности усиливается. И, в-третьих, только государства обла­дают монопольным правом на принуждение, то есть правом подавления пре­ступности на собственной территории и защиты от внешней угрозы¹.

В чем же заключается сущность и направленность социальной ответственности интеллигенции в современном мире? Учитывая, что изначально определение, статус и социальные функции интеллигенции были даны в России (Бабарыкин, Иванов-Разумник, Михайловский, Лавров) и рассматривались, прежде всего, в нравственном контексте, то есть для интеллигенции главным ее предназначением было служение народу, а основная роль – критика политики российского государства.

Н.Е. Покровский, анализируя роль интеллигенции в революции, подчеркивает ее трагедию, связанную с утопичностью, бесцельным самопожертвованием, особенно на этапе подготовки и реализации революционных процессов. Общеизвестно, подчеркивает Н. Е. Покровский, что русская революция 17 года была детищем русской интеллигенции. Это касалось не только непосредственных участников революции, но и всей российской интеллигенции, которая жила ожиданием радикальных перемен. Она рассматривала революцию как тотальный переворот всей социальной системы, как полное очищение от старых ценностей. Это был искренний порыв исторического созидания. А реальностью стал быстро укрепившийся в Советском Союзе бюрократически-тоталитарный режим. Новое правительство, получив власть от интеллигенции, с самого начала рассматривало ее первейшим социальным противником, осмелившимся формировать критическое отношение к действительности. Н.Е. Покровский дает следующую классификацию различным группам интеллигенции: первая парадигма «Исход» – эмиграция на Запад многих сотен тысяч русских интеллигентов, как стремление избавления и одновременно трагедия духовной безысходности. Вторая парадигма «Уход в пещеры» – то есть внутренняя миграция, ограничение социального общения, создание духовного подполья. Очень многих представителей данной группы интеллигенции государство потом изолировало в различных концлагерях. Парадигма третья «Попытка достойного партнерства» – часть интеллигенции попыталась наладить честное достойное общение с режимом при стремлении найти определенный модус сосуществования и сохранить принцип невмеша­тельства и личной независимости нравственного самовосприятия. Такие представители этой группы интеллигенции, как М.А. Булгаков, Б.Л. Пастернак и Д.Д. Шостакович в конечном итоге не избежали обструкции государства. Парадигма четвертая «Умеренное сотрудничество», характеризующее ту часть интеллигенции, которая, пытаясь принять реалии социального уклада Советской России, находили те виды творчества и интеллектуальной деятельности, которые в меньшей степени были связаны с нравственными компромиссами. Парадигма пятая «Самозабвенный сервилизм» – весьма значительная часть интеллигенции, отстраняясь от своего внутреннего «Я», приняла принципы и задачи официальной идеологии и посвятила себя ее служению. Так возникло социалистическое искусство и марксистское обществознание и появление новой социалистической интеллигенции. Парадигма шестая «Диссидентство» – среди интеллигенции советского периода была попыткой радикального выхода за пределы существующей идеологии и конфронтации с ней¹.

Почти все эти группы интеллигенции, находясь в оппозиции к власти, стремились открытой и скрытой критикой, особенно в послесталинский период, выполнить свою социально-нравственную функцию, в определенной степени формируя антидиктаторские настроения в процессе своей легальной деятельности.

В. Корнилов, рассматривая интеллигентность как духовность, как нравственную категорию, как жажду свободы, пишет о том, что данное качество не является прерогативой высоко образованных интеллектуалов, называя шахтеров, выступивших в 1991 году с требованиями не только экономическими, но и политическими, глубоко интеллигентными людьми².

Булат Окуджава подчеркивал, что интеллигентность – это, прежде всего «способность мыслить самостоятельно и независимо, это жажда знаний и потребность приносить свои знания, как говорится, на алтарь отечества. … Ведь интеллигентность, кроме того, в моем понимании – это состояние души. Важны нравственные критерии: уважение к личности, больная совесть, терпимость к инакомыслию, способность сомневаться в собственной правоте и отсюда склонность к самоиронии и, наконец, что крайне важно, неприятие насилия»³.

На современном этапе развития мирового сообщества в целом и России, в частности, очень важно вхождение подлинной интеллигенции в структуру государственной власти – в этом социальная ответственность интеллигенции перед современным и будущим обществом.

Власть не заинтересована в сильной интеллигенции, во введении ее в структуры государственного управления, что чревато тяжкими последствиями. Поэтому, предотвращая возврат к тоталитаризму, к многочисленным социогенным опасностям для человека, интеллигентная интеллигенция не имеет права быть только критиком и стоять в оппозиции к власти. Она, преодолевая достаточно жесткое сопротивление не только власти, но и населения, стремится стать субъектом власти различных уровней.

Библиография

1. Kaduschin Tsh. The American intellectual Elite. C, 1974.
2. Аристотель. Политика. Кн.1. Антология мировой философии, т. 1., ч. 1. – М.: Мысль, 1969.
3. Дж. Масионис. Социология. — М.-СПб: Питер, 2004.
4. Иванов-Разумник Р.В. Что такое «махаевщина»? К вопросу об интеллигенции. — СПб, 1908.
5. Ирхин Ю.В., Пирогов Г.Г. Власть/Социологическая энциклопедия, т. 1. — М.: Мысль, 2003.
6. Корнилов В. Эту систему ничто не спасет. Я слишком поверил перестройке и не понял, что она – лишь последняя стадия застоя. Megapolis Express, № 18, 2 мая 1991 г.
7. Лозинский Е.И. Что же такое, наконец, интеллигенция? (Критика социологических опытов). СПб, 1907.
8. Михайловский Н.К. Записки современника. (1881-1882 гг.). Полное собр. соч. Т. 5 изд. 4, СПб. 1908.
9. Монтескье Ш. О духе законов/Антология мировой философии. T. 2. – М.: Мысль, 1070.
10. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Интеллигенция. Социологическая энциклопедия. — М.: Мысль, т. 1., 2003.
11. Окуджава Б. Былого нельзя воротить и печалиться не о чем… // Литературная газета, № 6 (583), 1992. 5 февр. – с. 3.
12. Платон. Избранное. – М.: ACT, 2004.
13. Покровский Н.Е. Новые горизонты или историческая западня? // Социологические исследования. 1994. № 11.
14. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или принципы политического права / Антология мировой философии. T. 2. — М.: Мысль, 1970.
15. Семигин Г.Ю. Политика/Социологическая энциклопедия, т. 2. — М.: Мысль, 2003.
16. Тощенко Ж.Т. Фантомы общественного сознания и интеллигенция / сб. статей по матер. науч. конф. «Жизненные стили и социальные практики интеллигенции конца ХХ-начала XXI века». Жизненные стили и социальные практики интеллигенции. – М.: РГГУ, 2002.
17. Тощенко Ж.Т. Социология. — М.: ЮНИТИ, 2005.
18. Тэтчер М. Искусство управления государством. Стратегия для меняющегося мира. — М.: Альпина Паблишер, 2003.

http://refdb.ru/look/1100455-pall.html