Ступая по улицам городов, обозревая их архитектуру, бродя по художественным галереям или книжным магазинам, или же слыша мимоходом музыкальный отрывок из классической композиции — мы воспринимаем всё это как естественный фон и декорацию нашей жизни. Иногда кажется, даже, что дома растут приблизительно так же, как деревья, кажется, что написание книги или появление музыкальной композиции есть столь же естественное дело, как и перемена погоды за окном. Люди заняты своими конкретными занятиями, своим узким кругом интересов и не замечают, что их малые жизни, динамичные и быстрые, находятся в жизни большой, масштабной и медленной, мы этого не замечаем, ведь мы, как правило, не склонны к обобщениям.
Но круг мыслей, круг вопросов, что освещается в СМИ, о котором спорят политологи и рядовые граждане на своих кухнях — откуда эти вопросы взялись? Вопросы о том, является ли Россия частью Европы или нет, должна ли у нас быть демократическая система управления или авторитарная, где границы «русского мира» и можем ли мы вообще о нем говорить, или же шире: что такое искусство и для чего оно нужно, в чем смысл существования независимых государств на планете, в чем смысл моей частной жизни? Люди не выдумывают эти вопросы заново при своём рождении так же, как и не отстраивают заново свои города. Глядя на дом, мы понимаем, что его кто-то построил, спроектировал, но кто это был? Откуда берут начало наши вопросы? Вопросы и дела эти рождаются людьми, людьми особого качества.
Понятие «интеллигенции», то есть образованной части общества, пришло к нам из Польши в середине 19-го века и с самого начала этим термином представители образованного сословия стали пользоваться, как ярлыком для отрицания и оскорбления друг друга. В спорах славянофилов и западников, в воспоминаниях ли Герцена, журналах Достоевского или Некрасова, в статьях Победоносцева или Чернышевского, или позже в рассказах Чехова или Бунина — каждый раз этот термин принимал разные негативные оттенки. «Интеллигентом» тогда можно было назвать оторвавшегося от жизни страны буржуазного интеллектуала, или даже любого разночинца-бездельника склонного к интеллектуальной болтовне, в общем и целом человека мечтательного, неспособного устроиться в жизни, но мечтающим её поменять. «Интеллигент» —это и общественная прослойка, и свойство характера, и оскорбление, и комплимент. При этом, стоит заметить, что это понятие стало типично русским, ведь западная интеллектуальная элита, как правило, себя в конкретную прослойку не объединяла. Да и, казалось бы, зачем искусственно ее объединять?
Разве можно одним термином обозвать террориста-народовольца, революционера-марксиста, аполитичного ученого или православного философа? Или уж тем более сегодня, когда вместе с границами государств внутренние отношения в обществе потеряли столь категорическое разделение — зачем нужен этот термин, зачем нам эта «русская интеллигенция»? Здесь нужно остановиться и серьёзно подумать.
Мир постигает всеобщее смешение. Смешение вкусов, стилей, представлений и народов, европейская цивилизация дошла до вопроса о смешении понятия пола и отказе от разделения на мужчин и женщин. В наши дни кажется что человек, называющий себя «интеллигентом», да ещё и «русским интеллигентом» — просто подыгрывает своему самолюбию, соотнося себя с «интеллектуальной элитой» и противопоставляя себя «серой массе», это не более чем фразёрство, и что несут в себе эти слова… Всё смешалось, стремительно теряем свою идентичность и часто ошибочно хотим восстановить эту потерю пустыми ярлыками, идеологической принадлежностью, или, в печальных случаях, рамками какой-то субкультуры. Мы потерялись и смазались, ведь, оглядываясь на 19-ый век — ни один из современных насущных вопросов не является новым, включая все споры вокруг русского коммунизма или существования Бога, существования русского народа, как субъекта со своим особым путём и особым призванием, или даже вопрос о государстве и его виде: всё это от и до недожёванный остаток былых споров.
В нашей стране отсутствует это ощущение интеллектуальной преемственности, ведь в своё врем все эти разговоры были прерваны насильственно, и очень долго здесь официально могла существовать лишь одна линия, лишь одно мнение, и одна идеология. В Царской России ещё не столь сильно, и даже скорее, несмотря на всю цензуру и давление, в Российской империи русская мысль, русская литература, русское искусство достигли своего пика, но в СССР так точно — со всем выбивающимся и не устроенным в одну цельную марширующую колонну было покончено в корне. Традиция нашей русской интеллигенции, вместе со славянофилами и западниками, Чернышевским и Достоевским, Чеховым и Толстым была похоронена в Советском союзе и последними свечками догорела к его концу в лице Лихачёва, Лосева, Сахарова и других, отчасти тлеющих даже сегодня. И относится теперь русский человек к своей родной культуре, как инопланетянин, он и не знаком с ней, либо знаком отвлечённо и поверхностно, как чужой и как изучающий чужое. И это притом, что «своего» он не имеет. И об интеллектуальных, культурных итогах последних трёх десятилетий приходится говорить с удручением.
Что уж говорить, если до сих пор средь бела дня, по едкому замечанию Бунина, «хватает безумия спорить о том, благодетель Ленин (или же Сталин) или нет? Что уж говорить, что к 21-ому веку Россия не решила ни один вопрос, что задавала себе ещё в середине 19-го века, не самоопределилась, не осознала вполне сама себя. Какие мы, кто мы, а главное — в каких границах территориальных и культурных существует это «Мы»?
Мы не унаследовали высоту мысли, культуру и образованность былого времени, но унаследовали болезнь интеллигенции взаимоотрицания, самоотрицания и жестокого друг к другу отношения, которое осуществляется категорически, даже фанатично, и без всякого утверждения общей платформы отечественной культуры, без банального взаимоуважения… А есть ли русский народ, если нет этой платформы, этого уважения, если нет интеллигенции? Есть ли Россия без её культурных носителей? Вопрос риторический и детский, вопрос требующий обострения.
Ведь вне самоопределения русских мыслящих людей, как русских интеллигентов, как людей ищущих, а не в поле потерянных, как соотносящих себя со своей корневой интеллектуальной традицией, не может быть пути пробуждения нашей страны, её возрождения, о котором мечтает каждая искренняя русская душа сегодня. И все противоречия наши, все язвы экономические, политические, бытовые и культурные, не могут быть преодолены если мы не обратимся к самим себе и не сможем назвать вещи своими подлинными именами.
Мы — русские интеллигенты, и пусть это звучит поперёк всем партиям и политическим объединениям с их грызней за власть, всему информационному шуму вокруг, пусть это звучит принципиально поперёк и несовременно сегодняшнему дню целиком. Мы соотносим себя с русской культурой, её изучаем и утверждаем , мы выступаем против смазывания и смешения, но за личность с её исторической идентичностью. Русское образование, русское искусство, русская архитектура, или вне гуманитарной сферы — научная, техническая наша мысль, что делает нас нами, что формирует нашу повестку, что является нашим наследием. И пусть это звучит не самолюбиво, но как задача, как наша цель. Стать прежними. Стать настоящими. Вернуться к себе, и в не до конца прошедший 19-ый век, наконец вполне и с сознанием пройденного пути, к этим старым неразрешенным вопросам, а вместе и к этому неловкому термину «интеллигенция». Да, мы думаем, ищем, сомневаемся — мы интеллигенция. Пусть и не вполне нас можно так назвать сейчас, но в будущем…так хотелось и так это необходимо ради самого нашего сохранения.
Вот зачем нам и эти старые слова «русская интеллигенция» вместе со старыми книгами, со старыми полотнами в старых музеях, которые мы до сих пор, к нашему позору, не успели осознать.
http://rys-strategia.ru/news/2019-07-20-7708