Зубанова Л.Б. Лидерский потенциал современной интеллигенции в символическом пространстве масс-медиа

Проблема определения социальных субъектов изменения структуры общества, выявление движущих сил преобразовательной активности — одно из главных условий прогнозирования духовных перспектив в современной России. Действия, сознательно направляемые или опосредовано определяющие сценарии общественного развития, являются зоной ответственности акторов трансформационного процесса, формирующих, так называемый инновационно-реформаторский потенциал общества[1], наполняемый установками и деятельностью лидеров и элит, разрабатывающих условия социальной игры.

Долгое время «монополизация на истину» принадлежала лидирующей (в данном вопросе) прослойке — интеллигенции, ответственной за поиск «дороги к Храму». Трансляция смыслов, озвучивание общественных перспектив рассматривались в качестве родового признака интеллигенции как «говорящего класса» (Г. Кириленко). Изменившиеся условия жизни во многом изменили и традиционные представления об интеллигенции и, более того, изменили саму интеллигенцию (дифференцировав ее состав и видоизменив функции), вывели на авансцену общественного развития новых субъектов социальных преобразований, закрепив за ними право символической власти и статус «властителя дум».

Для определения лидерского потенциала интеллигенции в современной России, обратимся к анализу текстов интервью с публичными персонами, опубликованных в газетах «Аргументы и факты», «Известия», «МК-Урал» за период с 2000 по 2007 гг. (всего 776 публикаций), обобщающих транслируемый в масс-медиа образ российского интеллигента.

В современных социокультурных условиях, лидерство все чаще трактуется с позиций обладания символическим медийным капиталом. Исследуемый в теориях массовой коммуникации «эффект ореола» (или «эффект нимба»), распространяющийся на авторитетную, популярную персону, — во многом создается благодаря частоте присутствия публичного лица в СМИ. Современные герои СМИ, обозначенные в терминологии П. Лазарсфельда лидерами мнений, оказываются «держателями лингвистического капитала» (П. Бурдье), транслируя с общественной трибуны (в обновленном статусе — масс медиа) наиболее ценные ориентиры общественного развития, облекая личностную оценку действительности в ранг всеобщности, оказываясь связующим звеном между миром массовой информации и нуждающимся в ориентации индивидуальным сознанием потребителя, -ролью, длительное время принадлежащей именно интеллигенции. Но если классическая интеллигенция нередко воспринималась в определенном разрыве с общественной психологией, мыслилась выразителем иного (а, нередко, и инобытийного) сознания, лидеры мнений действуют в непосредственном единстве с миром общественного мнения, или, по крайней мере, исключают формы открытого и декларируемого «отгораживания» от повседневности.

Анализ материалов российской прессы, позволил сделать несколько выводов относительно роли и функций интеллигенции в постсоветской России. Парадоксальность современной ситуации заключается в том, что пропагандируемый сценарий духовного романтизма, связанный с явной потребностью в выдвижении романтиков-идеологов, тех самых «властителей дум», «архитекторов» общественных преобразований, — наталкивается как на невозможность, так и на нежелание «художников» взять на себя функции духовного лидерства. Подтверждением этому

становится распространенный как в научной, так и в публицистической литературе образ уходящей с авансцены общественного развития интеллигенции:

«Разумную, образованную, умственно развитую часть жителей нашей страны чего-то совсем не слышно. В масштабах страны представители интеллигенции не то что не являются кумирами или властителями дум, а как-то вообще не являются. Категорически не являются никуда. Такое впечатление, что интеллигенцию куда-то сложили за ненадобностью. Пусть она там, в специально отведенных местах, говорит о смысле жизни. А по поводу собственно текущей жизни ее мнения никто не спрашивает»[2]. (Андрей Максимов)

С чем связано это, фиксируемое исследователями, «исчерпание социальной роли»[3], с объективным отсутствием «спроса», общей невостребованностью временем или непопаданием нынешней «совести нации» в разряд подлинных духовных лидеров, нравственно масштабных личностей, новых героев нового лика истории? Очевидно, что речь идет о ситуации соединения объективных реалий времени и субъективных характеристик конкретных личностей и, прежде всего, утрате претензии прежних «властителей дум» на духовное лидерство.

Идеи не слышны во многом и потому, что их некому озвучить. Лидерский потенциал интеллигенции, лишился собственно пророческой нагрузки, утратив собственно духовно-ориентирующую функцию: «…отсутствие у инициаторов перестройки и последующих трансформаторов системы каких-либо «прогнозов» на будущее, какого-либо анализа возможных последствий свидетельствовал о том, что они «не тянули» на роль лидеров исторических перемен»[4].

Столь необходимое в «смутное время» Слово, разъясняющее суть происходящего, было заменено речами реформаторов, адресующих свои «послания» в большей мере политической элите. Класс интеллигентов-художников стал все чаще восприниматься как скомпрометировавший себя, не прошедший испытание свободой и искушением рынка: «потеряв надежду на многообещанное реформаторами процветание, народ утратил доверие не только к былым «властителям дум», но и к интеллигенции в целом как носителю знания, как интеллектуальному лидеру нации»[5].

«Если бы еще знать, что такое российская интеллигенция. Интеллигенция, которая всегда прислуживает власти — любой: ельцинской, путинской, брежневской, — не имеет права называться интеллигенцией. При Брежневе ей хорошо, при Горбачеве хорошо, при Ельцине хорошо, при Путине хорошо. Без попытки осмыслить, что означает для страны тот, второй, третий, четвертый режим. Вот, что такое наша интеллигенция — лишь бы прислужиться и получить»[6]. (Елена Боннэр).

«Если говорить о творческой интеллигенции, которая вертится вокруг телевидения, то она «подкормилась», наслаждается богатством, подпевает власти. По сути дела куплена. Когда-нибудь у русской интеллигенции были «Мерседесы», квартиры и дачи за рубежом, счета в банке? Сроду не было. А посмотрите, как они публично обжираются, бахвалятся богатством. И это в то время, когда традиционная русская элита — ученые, врачи, инженеры, военная интеллигенция — придавлена бедностью. Кто у нас звучит по всей стране? Кто герой нашего времени? Разве ученые, врачи, инженеры? Власть выбирает по своей мерке. Выбирает попсу, значит сама из той же породы»[7]. (Александр Яковлев).

«Сегодня правит бал третье измерение. Это и не мужлан в тельняшке, но и не интеллигент. Это КАК БЫ интеллигент. Он как бы много знающий, как бы много понимающий, как надо правильно жить другим. Но для себя он при этом делает все, как ему надо»[8]. (Юрий Соломин).

Таким образом, неверие общественности в лидерский потенциал прежних властителей дум совпало с отказом последних от ответственной роли идейных (идеологических), выбравших позицию стороннего наблюдателя, общий инерционный характер деятельности:

«Не скрою, совсем недавно я знал буквально все, что надо немедленно сделать со страной, чтобы жизнь в ней была прекрасной. Как Ленин, когда он взбирался на броневик с четкой программой счастливого будущего.

А теперь я как Плеханов в растерянности. Поэтому утверждать, что дилемма «как обустроить Россию» для меня разрешена было бы большим преувеличением»[9]. (Марк Захаров)

«Голосовать я больше не буду. Не хочу. За кого голосовать? Голосуй, не голосуй, все равно будешь глубоко раскаиваться в своем выборе. Мне раскаиваться надоело. Кто-то из великих написал фразу: «Циник — это уставший романтик». Я был романтиком. Настоящим. Совершенно, казалось бы, непобедимым. Но оказалось, что я был романтиком победимым»[10]. (Михаил Задорнов)

«После событий на «Норд-Осте» понял, что решения наших правителей больше мне непонятны, поэтому слагаю с себя полномочия и ухожу в отставку. Раньше я все же был связан с обществом. А в середине записи нового альбома «Песни Рыбака» произошло что-то, что показало, что я больше с обществом не связан и не могу отвечать за то, что происходит»[11]. (Борис Гребенщиков)

На наш взгляд, именно состояние подобного идеологического дефицита (отсутствие мировоззренческих идей и духовно-ориентирующих проектов со стороны интеллигенции) на сегодняшний день оказывается наиболее ощутимым на уровне массового сознания, порождает состояние обезличенности, а, скорее, без-ЛИКости сегодняшнего времени (отсутствие фундаментальных личностей, узнаваемого лика пророка, идеолога), как бы символизирует подведение черты под прежней эпохой «великих людей» и «великих потрясений».

Примечания

    1. См.: Заславская, Т. И. О социальном механизме посткоммунистических преобразований в России // Социс. 2002. № 8. С. 12.
    2. Известия. 10 сентября, 2007 г.
    3. Магарил, С. А. Исчерпана ли социальная роль интеллигенции? // Социс. 2007. № 1. С. 132-139; Рывкина, Р. В. Интеллигенция в постсоветской России — исчерпание социальной роли // Социс. 2006. №1. С.138-146.
    4. См.: Рывкина, Р. В. Интеллигенция в постсоветской России — исчерпание социальной роли // Социс. 2006. № 1. С. 140.
    5. Магарил, С. А. Указ соч. С. 134.
    6. МК. 10-17 августа, 2000 г.
    7. АиФ. № 4, 2004 г.
    8. АиФ. № 27, 2005 г.
    9. АиФ. № 24, 2000 г.
    10. МК. 30 декабря, 2000 г.
    11. АиФ. №22, 2003 г.
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 33 (171)
https://uchimsya.com/a/fCZN3igb

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

16 + два =