Дмитриева Н.А., Чичин Е.С. Интеллигенция или интеллектуалы?

Систематическое значение понятия «gli mtellettuali» в философии Антонио Грамши

В современном употреблении терминов «интеллигенция» и «интеллектуалы» наблюдаются две заметно выраженные тенденции. Первая связана с синонимичным использованием терминов, что подразумевает, по сути, слияние обозначаемых ими понятий в одно [5] или, как вариант, «снятие» одного понятия другим. Вторая тенденция проявляется в сохранении и последовательном различении как терминологии, так и самих понятий. Здесь можно выделить несколько разных подходов к разведению и определению этих понятий, среди которых важное место занимает марксистский подход.

В рамках этого подхода интеллектуал определяется с точки зрения его социальной функции — как производитель знаний и идеологий в системе общественных отношений; понятие же интеллигента / интеллигенции включает в себя, кроме того, этико-политическую составляющую, обозначая «агентов будущего в настоящем (прошлом)» [9, с. 152], т. е. носителей нового (прогрессивного, справедливого) социального идеала и революционной традиции. Нужно заметить, что под этической составляющей понятия «интеллигенция» подразумеваются не «определенный тип поведения, определенный образ жизни и т. д., вплоть до “интеллигентского” пенсне или очков» [7, с. 8] — стереотипы в массовом сознании, обобщающие и переносящие на весь феномен внешние характеристики отдельных представителей этой группы, — речь идет о внутреннем «сложном ценностноэтическом и моральном смысле» понятия «интеллигенция», выражающем ее сущность и определяющем ее специфическое общественное значение, что выделяет ее из общего числа интеллектуалов. Именно в русле такого исследовательского подхода развивался философский анализ интеллектуалов и интеллигенции в работах итальянского философа Антонио Грамши.

Сложность реконструкции философской мысли Грамши заключается в трех моментах: во-первых, в своеобразии языка, которым пользовался философ, поскольку работал над многими своими текстами в заключении и вынужден был прибегать к иносказаниям, маскируя от фашистских тюремных цензоров идеологически подозрительные понятия; во-вторых, в разрозненности дошедших до читателя заметок, написанных в разное время по разным поводам и лишь при публикации объединяемых издателями тематически [1, с. 4], а между тем различающихся даже терминологически; в-третьих, особенностями перевода некоторых понятий на русский язык, в частности, термина, который в переводе с итальянского означает «интеллектуалы», но начиная с середины 1950-х гг., когда в Советском Союзе стартовал проект по переводу произведений Грамши (так до сих пор и не завершенный), всегда передается по-русски как «интеллигенция» в силу устоявшейся традиции перевода, не учитывающей исторически заострившуюся и отчетливо проявившуюся во второй половине ХХ в. содержательную разницу между понятиями, обозначаемыми этими терминами. А между тем, Грамши, говоря о необходимости «систематического изучения функции интеллигенции в государственной и исторической жизни» и других «элементов этико-политической истории» с точки зрения «философии практики» [4, с. 231], где под «этико-политической историей» понимается развитие и функционирование общественных отношений и институтов (надстройки), а под «философией практики» — марксизм, имеет в виду именно интеллектуалов [5, с. 207]. В ходе анализа интеллектуалов Грамши, как представляется, имплицитно выделяет интеллигенцию с более специфическими, чем у остальных интеллектуалов, этикополитическими функциями, но терминологически ее никак не обозначает — вернее, обозначает только через указание дополнительных к понятию интеллектуала характеристик. Обоснованию этого тезиса и необходимому для этого прояснению понятий интеллектуалов и интеллигенции у Грамши и посвящена эта статья.

Со времен Грамши самым популярным подходом к определению интеллектуалов и (в России) интеллигентов является подход социологический, при котором главным критерием для их обособления в социально-гомогенную группу оказывается тип профессиональной деятельности. Но именно в этом, с точки зрения Грамши, и состоит «наиболее распространенная методологическая ошибка», поскольку в любой производящей деятельности, в том числе в деятельности рабочего и предпринимателя, в той или иной степени задействованы «качества интеллектуального характера». «Социальное лицо» и того, и другого, а также интеллектуала определяется не этими качествами, а «определенными условиями и определенными общественными отношениями», в которые включен каждый из них и которые определяют его место в производстве и общественной жизни [4, с. 330].

Грамши пытается найти более строгие дефиниции, позволяющие выделить социальную группу интеллектуалов из других социальных групп, намеренно закладывая в свое понятие более широкое значение [4, с. 333], чем то, которое вкладывалось в понятие «интеллигенция» в русской революционной традиции, прекрасно знакомой Грамши. Искомой дефиницией оказываются организационные и связующие функции, которые выполняются в обществе «специализированными группами людей», а именно — интеллектуалами, и которые заключаются в том, чтобы обеспечивать для основной господствующей группы (= класса) «социальную гегемонию и политическое управление» [4, с. 332].

«Всякая социальная группа, рождаясь на исходной почве существенной функции в мире экономического производства, создает себе вместе с тем один или несколько слоев интеллигенции, которые придают ей однородность и сознание ее собственной роли не только в экономике, но и в социальной и политической областях» [4, с. 327].

Выбор в качестве критерия выполняемой интеллектуалами социально-политической организационной функции позволил Грамши «недвусмысленно отклонить теорию, согласно которой интеллектуалы формируют однородную социальную группу, отдельную от класса, или даже независимый класс» [13, р. 74]: «Интеллектуалы не образуют независимого класса, но всякий класс обладает собственными интеллектуалами» [1, с. 347]. Именно этим определяется выявленная и объясненная Грамши неоднородность интеллектуалов как социальной группы.

В сложном феномене интеллектуалов Грамши, продолжая свой анализ, обнаруживает две наиболее значительные формы, различные как по социальному, так и по историческому происхождению, а также по специфике выполняемых в обществе функций. Первую форму -«органических» интеллектуалов — образуют прежде всего те, кого «каждый новый класс создает вместе с собой и формирует в своем поступательном развитии». Они «являются большей частью “специалистами” в области отдельных сторон первоначальной деятельности нового социального типа, который новый класс вывел в свет» [4, с. 328], т. е. в области новых технологий, экономики, культуры, права и т. д. [4, с. 327]. Класс, который стремится достигнуть экономической, политической и идеологической власти или сохранить ее, вынужден продуцировать и репродуцировать собственные мировоззрительные и интеллектуальные ресурсы, что входит в компетенцию органических интеллектуалов этого класса. По своему социальному происхождению они являются выходцами в основном из слоев городской буржуазии [4, с. 332]. Относительно более ранних исторических периодов (феодализма и античности) Грамши воздерживается от суждений о генезисе органических интеллектуалов, замечая только, что в период феодализма «крестьянство, хотя и играет существенную роль в мире производства» и даже поставляет интеллектуалов для других социальных групп (классов), например, для духовенства, но «не вырабатывает собственной “органической” интеллигенции» [4, с. 328]. Особенностью органических интеллектуалов Грамши считает то, что выросшие в новой общественной ситуации они не являются — и не считают себя — непосредственными преемниками предыдущей интеллектуальности [4, с. 180].

Иное дело — вторая основная форма этого социального феномена, «традиционные» интеллектуалы. Они понимаются Грамши как «социально кристаллизовавшаяся категория», которая «рассматривает себя в качестве обладающей непрерывностью и преемственностью в историческом процессе, не зависящей от борьбы групп и не являющейся выражением диалектического процесса, в соответствии с которым каждая господствующая социальная группа выдвигает свою категорию интеллигенции» [4, с. 180]. То есть, с деятельностью традиционных интеллектуалов Грамши связывает момент исторической преемственности в развитии общества и культуры. Грамши также не раз подчеркивает, что важной особенностью традиционных интеллектуалов является доминирующее в их самосознании представление, согласно которому они «самостоятельны и не зависимы от господствующей социальной группы» [4, с. 329]. Однако это представление — не что иное как иллюзия, ибо все интеллектуалы всегда, даже если не осознают этого, включены в политические отношения своего общества, поскольку «создают объяснение, каков мир, — и создание такого объяснения представляет собой значительную часть их работы, которая в конечном счете основывается на специфическом классовом опыте» [12, р. 36]. Причина возникающей у традиционных интеллектуалов иллюзии собственной «автономности» в том, что отношения между интеллектуалами как социальной группой и «миром производства <…> “опосредованы” всей социальной тканью, комплексом надстроек, “функционерами” которых они являются» [4, с. 332]. Можно сказать, что чем теснее связь интеллектуалов с тем или иным классом, т. е. чем выше степень их «органичности», тем непосредственнее их отношение к экономическому базису общества и, соответственно, тем осознаннее их вовлеченность в политические отношения. Одним же из главных следствий иллюзии «автономности» традиционных интеллектуалов оказывается то, что они как будто не замечают изменений в социально-экономическом базисе, «не ощущают» своего отличия от своих предшественников и потому часто выступают как консерваторы и реакционеры [4, с. 180-181].

По своему социальному происхождению традиционные интеллектуалы оказываются выходцами из «крестьянской социальной среды и мелкой буржуазии города» [4, с. 334]. По своей профессиональной принадлежности — это юристы, учителя, администраторы, ученые, писатели и философы, медики и церковнослужители.

Связь органических и традиционных интеллектуалов, опираясь на тексты Грамши, можно описать следующим образом: традиционные интеллектуалы исторически гораздо «старше» возникающих на каждом новом этапе развития общества новых органических интеллектуалов. Поэтому первые выступают и воспринимаются вторыми как хранители культурного наследия человечества. «Прикладные ценности» культуры необходимы новым органическим и ассимилированным ими традиционным интеллектуалам «для выражения нового культурно-исторического содержания» [2, с. 181], т. е. для создания и пропаганды нового социального идеала, объединяющего интересы всех или большинства социальных групп. Собственная общественная функция органических интеллектуалов заключается в обеспечении основной социальной группе (т. е. классу, находящемуся у власти или же стремящемуся к ней) консенсуса в «гражданском обществе» и прямого «законного» господства в «политическом обществе», т. е. гегемонии [4, с. 332-333; 1, с. 247]. Однако органические интеллектуалы до тех пор не смогут обеспечить гегемонию «своему» классу, пока «их» класс не ассимилирует, т. е. идеологически не завоюет традиционных интеллектуалов, которые, занимая ключевые позиции в образовании всех уровней и просвещении, выступают, таким образом, проводниками господствующих в обществе идей и «воспитателями», поднимающими «широкие массы населения до определенного культурного и морального уровня (или типа), соответствующего потребностям развития производительных сил» [1, с. 241] и как следствие интересам господствующего класса.

«Политику гегемонии можно и нужно проводить, — считает Грамши, — и в период, предшествующий приходу к власти» [1, с. 346]. Результат же определяется прогрессивностью класса, стремящегося к гегемонии: «интеллектуалы, принадлежащие к исторически прогрессивному классу, обладают такой силой притяжения, что в конечном итоге подчиняют себе интеллектуалов всех других классов и создают обстановку солидарности всех интеллектуалов, используя связи психологического (тщеславия и др.) и зачастую кастового порядка (технико-юридические, корпоративные)» [1, с. 347; уточнено по 11, р. 42]. Вместе органические и ассимилированные традиционные интеллектуалы работают на ниспровержение здравого смысла и морали, отражающих интересы враждебного класса, для чего формулируют и пропагандируют альтернативные «здравомыслие» и мораль [11, р. 9], легитимируя таким образом в общественном сознании гегемонию своего класса.

Неассимилированность традиционных интеллектуалов тем или иным классом может по указанным выше причинам привести «к неприятным осложнениям» для этого класса [4, с. 336]. Если это — господствующий класс, историческая функция которого выполнена, то «идеологический блок» традиционных и органических (для этого класса) интеллектуалов распадается, и последние, желая избежать «осложнений», могут прибегнуть к «“принуждению”, которое становится все более неприкрытым и прямым, вплоть до настоящих полицейских мер и государственных переворотов» [1, с. 347].

Такова в общих чертах логика функционирования в обществе интеллектуалов, выявленная и разработанная А. Грамши. Где же в этой концепции место интеллигенции, сущностно связанной с революционной традицией? Или это понятие у Грамши не только терминологически не определено, но и функционально амбивалентно, подобно понятию интеллектуалов? Из приведенного выше анализа понятия интеллектуалов очевидно, что интеллигенцию нельзя отождествить ни с традиционными, ни с органическими интеллектуалами, поскольку и те и другие могут быть представителями как прогрессивных, революционных, так и консервативных, реакционных и регрессивных сил. Следовательно, социально-функционального определения для раскрытия сущности понятия интеллигенции явно недостаточно.

Приступая к экспликации содержательных характеристик понятия интеллигенции в текстах Грамши, необходимо отметить, что сам Грамши, подобно В.И. Ленину, Р. Люксембург, К. Коршу или Г. Лукачу, происходил из «традиционных интеллектуалов», ассимилированных коммунистическим движением (партией) пролетариата. Таким образом, Грамши был выразителем интересов той социальной группы (класса), «которая, по его собственной характеристике, стремится упразднить государство и самоё себя, <…> создать этическое государство, стремящееся положить конец внутренним расколам тех, над кем господствовали, <…> и создать единый — и в техническом, и в нравственном отношении — социальный организм» [1, с. 242].

«Этическое государство» здесь — не только иносказание, маскирующее от фашистских цензоров понятие коммунистического общества, но и сущностная черта общества, в котором государство и право поглощены гражданским обществом и этическими отношениями [1, с. 244]. «Мы хотим, — уточняет Грамши в заметке “Наука о морали и исторический материализм” 1930 г., — “морализовать” не только каждого индивида, взятого в отдельности, но и все общество индивидов» [4, с. 127], где под «морализацией» он понимает создание таких общественных условий, в которых индивид действовал бы не по принуждению, а на основе свободы воли в соответствии с долгом. Местоимение «мы» в этом тексте не случайно. Грамши здесь совершенно сознательно отождествляет себя с теми, кто ищет необходимые для такого общества условия [4, с. 127]. Эти размышления Грамши перекликаются с его же текстом 1917 г., написанным от первого лица единственного числа. В нем Грамши тоже дает характеристику того «грядущего общества», построению которого посвящены все силы его самого и его единомышленников: «В этом обществе ответственность не есть удел немногих, всё то, что происходит в нем, <.> является результатом разумной деятельности граждан» [2, с. 23]. Основная же самохарактеристика автора текста как одного из этих немногих — «острое чувство исторической ответственности, которое требует от всех быть активными в жизни, не допускает какого-либо вида агностицизма и безучастного равнодушия» [2, с. 22]. Сознание своего общественно-исторического долга и ответственности с точки зрения социально-справедливого общественного идеала и деятельность по распространению и реализации этого идеала — вот что выделяет Грамши и его соратников из общей массы интеллектуалов различных ступеней и категорий и что, на наш взгляд, составляет смысл понятия «интеллигенция», которым он пользовался, не употребляя, однако, для его обозначения единого термина.

О справедливости этой гипотезы свидетельствует и то обстоятельство, что в текстах «Тюремных тетрадей» Грамши постоянно возвращается к характеристике этого понятия, обозначая его терминами «новый интеллектуал» или «гений», беря последний термин в кавычки. «Новый» означает у него не только и не столько «недавно возникший», сколько «иной», т. е. принципиально иначе осознающий собственную социальную роль и ее значение. «Новые интеллектуалы», по сути своей, — «гении», потому что соответствуют «не тому времени, в которое они действительно живут, а времени, в которое они живут “идеально”, или в культурном отношении», — их соответствие своему времени выражается в «упорной борьбе» с ним [4, с. 384]. В статье 1916 г. Грамши пишет в этой связи о «размышлении» и «напряженной критической деятельности» «сначала у отдельных людей, а затем и у всего класса в целом» [3, с. 169] как «процессе приобщения к культуре и распространения новых идей в массах, которые до этого ими совершенно не интересовались», как обязательной подготовке «людей и общественных институтов к необходимости нововведений» [3, с. 170]. Грамши настаивает, что такая деятельность предшествует каждой революции, и приводит в пример эпоху Просвещения и подготовленную ею Французскую революцию. Просвещение Грамши называет «настоящей революцией», смысл которой точнее передается его более поздним понятием «пассивная революция» [1, с. 346], поскольку благодаря критической деятельности ее «гениев», «отдельных людей», «новых интеллектуалов», в данном случае — просветителей, «вся Европа как бы прониклась единым сознанием, стала неким буржуазным духовным интернационалом, в равной мере сопричастным общим бедам и невзгодам» [3, с. 170].

Грамши, характеризуя критическую деятельность, указывает на ее моральное содержание и значение, поскольку ведется она с позиций социальной справедливости ради освобождения личности, ведь именно благодаря критике человек впервые «осознает свое отличие» от других, восходит к осознанию собственного «я», к организованности и самодисциплине, к овладению собственной личностью и высшим, т. е. общественным, культурным сознанием, «благодаря которому ему удается постичь свое собственное место в жизни, свое в ней предназначение, свои права и обязанности» [3, с. 169], иными словами, познать самого себя и обрести смысл жизни, освободившись от «исключительных прав, предрассудков и идолов» [3, с. 171].

Грамши также отмечает, что «новые интеллектуалы» для того, чтобы сформировать наиболее справедливый для своего времени социальный идеал, тем самым как бы забегая вперед, в будущее, сами должны стоять в интеллектуальном и моральном отношении на высоте науки и культуры своего времени [4, с. 181, 206]. В этом, по-видимому, разгадка того, почему все наиболее значительные теоретики коммунистического движения Х1Х-ХХ вв. были выходцами из традиционных интеллектуалов.

Именно за таким типом интеллектуалов — интеллектуалов, критикующих из бескорыстных высоконравственных побуждений ранее установленные несправедливые формы общественных отношений для их преобразования с точки зрения исторически прогрессивного и справедливого социального идеала, ими самими сформулированного и / или распространяемого, — следует закрепить термин «интеллигенция».

Можно добавить, что критерий критичности и, как следствие, оппозиционности является необходимым для определения интеллигенции и не зависит от политической ситуации и культурноисторической эпохи, с изменением которых меняется и сам феномен интеллигенции (сравним, например, французских просветителей XVIII в., русских революционных демократов XIX в. и итальянских социалистов начала ХХ в.). Однако этот критерий хотя и необходим, но недостаточен, поскольку без учета еще одного — морального — критерия оппозиция теряет свою классовую определенность. А между тем, интеллигенцию образует только та оппозиция, которая выражает интересы угнетаемых классов, а не та, в основе которой лежит собственный частный интерес.

Классовый подход, примененный Грамши к анализу социального феномена интеллектуалов и позволивший ему определить внутри одного из сегментов сформулированного им понятия интеллектуалов этическую, или точнее, этико-критическую составляющую, дает возможность эксплицировать понятие интеллигенции. Благодаря этому не только прекращается терминологическая чехарда, существенно затрудняющая современному исследователю социально-философский анализ этого феномена, но и появляется достаточное объяснение изначально возникшей и сохраняющейся до сих пор неоднородности интеллектуалов как социальной группы и разной роли их подгрупп в общественных отношениях.

Список литературы

1. Грамши А. Избранные произведения: в 3 т. Т. 3: Тюремные тетради. -М.: Иностр. лит-ра, 1959. — 560 с.
2. Грамши А. Равнодушные // Грамши А. Избр. произв. / пер. с итал.; под общ. ред. И.В. Григорьевой и др.; вступ. ст. Г.П. Смирнова; прим. И.В. Григорьевой, К.Ф. Мизиано. — М.: Политиздат, 1980. — С. 21-23.
3. Грамши А. Социализм и культура // Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века / сост., предисл., общ. ред. Л.Г. Андреева. — М.: Прогресс, 1986. — С. 168-171.
4. Грамши А. Тюремные тетради: в 3 ч. Ч. 1. — М.: Изд-во полит. лит-ры, 1991. — 526 с.
5. Дмитриев Т. Антонио Грамши // История и теория интеллигенции и интеллектуалов. — М.: Наследие Евразии, 2009. — С. 207-229.
6. Иванов-Разумник Р.В. История русской общественной мысли: в 3 т. -М.: Республика; ТЕРРА, 1997. — Т. 1. — 414 с.
7. Куренной В.А. Интеллектуалы // Мыслящая Россия. Картография современных интеллектуальных направлений / под ред. В.А. Куренного. — М.: Некоммерческий фонд «Наследие Евразии», 2006. — С. 5-26.
8. Луначарский А.В. Интеллигенция в ее прошлом, настоящем и будущем. — М.: Новая Москва, 1924. – 75 с.
9. Тарасов А.Н. Письма либералу-шестидесятнику из Архангельска и либерал-шестидесятникам вообще. Письмо второе: Об интеллигенции и интеллектуалах, жертвенности и камикадзе // Альтернативы. — 2001. — № 1. — С. 147-183.
10. Aronowitz S. Gramsci’s Concept of Political Organization // Perspectives on Gramsci: Politics, Culture and Social Theory. Ed. by J. Francese. — New York: Rout-ledge, 2009. — P. 7-19.
11. Gramsci A. Quaderni del carcere / Edizione critica dell’ Istituto Gramsci, a cura di V. Gerratana. Vol. 1. Torino: G. Einaudi editore, 1975. — 682 p.
12. Crehan K. Sinking Roots: Using Gramsci in Contemporary Britain // Perspectives on Gramsci: Politics, Culture and Social Theory. Ed. by J. Francese. — New York: Routledge, 2009. — P. 33-49.
13. Thomas P. Gramsci and the Intellectuals: Modern Prince versus Passive Revolution // Marxism, Intellectuals, and Politics. Ed. by David Bates. — London: Palgrave Macmillan, 2007. — P. 68-86.

http://cyberleninka.ru/article/n/intelligentsiya-ili-intellektualy-sistematicheskoe-znachenie-ponyatiya-gli-intellettuali-v-filosofii-antonio-gramshi#ixzz4Siukwfdm