История слова интеллигенция хорошо известна с момента его заимствования из польского в 1862 году. Пореформенные русские журналы ухватились за слово, обозначавшее «мыслящий класс» своего времени, и в зависимости от классовой позиции то восхваляли, то всячески порицали «интеллигенцию». С одной стороны, это «люди критической мысли, люди интеллигенции» (П. Л. Лавров), с другой — «ничтожество людей, так называемых интеллигентных» (цензор А. В. Никитенко). Эти грани были важны в середине XIX века.
Исходный корень — латинское слово intellectus (разум, ум). Разум в отличие от чувства и духа. Интеллектуал, сказали бы мы сегодня об этом значении слова. Оно и воспринималось таким еще в конце прошлого века. Поэт Валерий Брюсов в 1899 году считает необходимым переводить новое слово известным ему французским: «общество интеллигентов (intellectuels), которого не выношу». Историк В. О. Ключевский в 1897 году пишет:
Это слово недавно вошло у нас в употребление и держится пока только в газетном жаргоне. Оно некрасиво, хотя имеет классическое происхождение. Некрасиво потому, что неточно, значит не то, что хочет обозначать. Оно означает собственно человека разумеющего, понимающего, а им обыкновенно называют человека, обладающего научно-литературным образованием. Как видите, это понятия различные, хотя и не противоположные.
Профессору, знающему латынь, новое значение слова кажется диким: почему образованный, если сам корень указывает на значение понимающий? Чужое слово, став термином русской общественной жизни, на страницах журналов не сразу приспосабливается к русской речи.
Над ним потешаются, намеренно понижая его смысл. Для Гончарова признак интеллигенции — писание стихов, для Салтыкова-Щедрина — безделье на общем фоне досуга, для модного писателя Боборыкина — умственность, особенно у дам.
Поначалу ясно только одно: интеллигенция противопоставлена простолюдинам. «А интеллигент, — разъясняет Шелгунов, — не всякий, кто думает. Надо знать, что думать, надо уметь думать». Знакомый мотив — знать и уметь! Слова, сказанные в 1875 году, выражают мнение прогрессивных людей России, которым представляется, что основной признак интеллигента — духовные искания, стремление к общественным идеалам, к делу.
В мемуарной литературе мы найдем множество указаний на то, как воспринимали интеллигента в отличие от «культурных людей» из аристократического салона. Мы говорили про кого-нибудь: «Это типичный интеллигент, он не бреется каждый день, ест с ножа и дамам не целует руки…» Или: «Это не настоящая дама, это интеллигентка, она называет свою фамилию, когда ей представляют мужчин».
Но такие, чисто внешние характеристики мало тревожили власть имущих, они понимали, что «в интеллигентных кружках шла умственная работа обличительная и даже раздраженная против порядка вещей» (из досье жандармского управления). Не заметить это — значило открыть дорогу революционным силам. И вот в начале 80-х годов «Новое время» — газета реакционная, охранительная — по прямому наущению правительства неожиданно взорвалась статьей, направленной против интеллигенции.
«Печать всполошилась, — писал Шелгунов, — и начались обсуждения, кого и что считать интеллигенцией, какая интеллигенция настоящая и какая ненастоящая. С тех пор этот вопрос так и не сходил со сцены и составлял центральную точку всего умственного движения восьмидесятых годов». Не только 80-х, но и дальше — вплоть до XX века.
В общественных столкновениях мужала и крепла та нравственная сила, пока не определяемая точным термином, которую уже ощущали сторожевые псы самодержавия. «Интеллигентностью была не наука, не знание, а какое-то высшее, всеразрешающее начало или источник, в котором сосредоточивалось все высшее и самое правильное разрешение всех неясностей жизни», — писал тогда же Н. В. Шелгунов.
Реакционеры требовали, а министр внутренних дел готов был исключить из употребления выражение русская интеллигенция. Важное уточнение: русская. Совсем не тот смысл, что в прежнем собирательном имени интеллигенция, новое выражение несет с собою социальный заряд большой силы. Исподволь созревало понятие об интеллигенте — русское слово и понятие русское. «Не всякий работник умственного труда, — правильно отметил К. Чуковский, — а только такой, быт и убеждения которого были окрашены идеей служения народу», — интеллигент. В словари других языков слово интеллигент в таком значении вошло как русское слово.
Слово постоянно изменяло не смысл свой — основное значение, а те неуловимые за давностью прошедших лет социальные и нравственные оттенки, которые единственно и составляли термин быстротекущей политической жизни — тогда, в горячке боя. Мы видим: сначала интеллигенция — всякое образованное общество, затем — средний, независимый от сословных границ класс, еще позже — культурная прослойка в обществе. И вся эта масса людей, сосредоточиваясь на одном общем деле, постепенно становилась воплощенной совестью своего времени, носителем высоких идеалов, обязательно связанных со служением своему народу. Чтобы уточнить понятие в таком именно смысле, поначалу использовали добавочные определения: передовая интеллигенция, пролетарская интеллигенция, рабочая интеллигенция.
Двойственный характер дореволюционной русской интеллигенции отразился и в появлении новых слов, производных, вторичных. Интеллигентный в смысле культурный появилось около 1870 года, а интеллигентский — принадлежащий интеллигенции — чуть позже, примерно в 1880 году. Выбор прилагательных оказался удачным. Мало того, что все они — уже чисто русские слова, между ними есть и смысловая разница. Интеллигентский — тот, кто принадлежит интеллигенции, а таких признаков может быть много, в том числе и не совсем достойных. Интеллигентный же — тот или то, что присуще интеллигенту, составляет основной его признак и является характеристикой лица, а не класса.
Потому-то появилось сочетание: интеллигентный человек, а не интеллигентский — качество личное, не принадлежность к социальной группе. Интеллигентными в прошлом веке прежде всего стали называть труд, профессии. Чехов говорил об интеллигентной жизни, Короленко — об интеллигентной совести. Всё в отвлеченном смысле, но всё о проявлениях умственной деятельности человека. По уже знакомому нам переносу значения с деятельности на человека возникают сочетания, последовательно сменявшие друг друга: люди интеллигенции, затем интеллигентные люди, а с конца XIX века и интеллигентный человек — отдельно, самостоятельно, как выражение личности. Один из ранних примеров — в публицистике Короленко: «Два интеллигентных человека и десять мужиков».
Как только стали образовываться разные прилагательные, их сразу же попытались расценить: что хорошо, а что и не очень.
Определение интеллигентский, как осуждаемое, не развивалось дальше. Из устойчивого сочетания интеллигентные люди, интеллигентный человек по общему закону русского языка, сжимаясь в одно слово, возникло сначала обозначение интеллигент, а с 80-х годов — интеллигентность, та самая интеллигентность, которая со временем и стала самым общим признаком интеллигентного человека. Но история непредсказуема. Из интеллигентного образовалось и слово интеллигентщина — узкие интересы кружка в ущерб интересам национальным.
http://www.e-reading.club/chapter.php/1019944/96/Kolesov_-_Gordyy_nash_yazyk.html