По словарю Ожегова «Интеллигенция — люди умственного труда, обладающий образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры; общественный слой людей, занимающихся таким трудом». Слово было введено в русский язык журналистом П.Д. Боборыкиным в середине XIX века. Заимствовав, по его словам, это понятие из романтического периода немецкой культуры, Боборыкин вложил в него особый смысл: определение интеллигенции как совокупности представителей «высокой умственной и этической культуры», а не «работников умственного труда». По его мнению, российская интеллигенция — это особый морально-этический феномен. К интеллигенции в этом понимании относятся представители разных профессиональных групп, различных политических убеждений, но имеющие общую духовно-нравственную основу. С этим смыслом понятие «интеллигенция» пришло обратно на Запад, где стало считаться чисто русским (intelligentsia). Данное романтическое представление об этом слое общества в русской почве дало достаточно странные плоды. Вполне логично полагать, что невозможно разорвать духовно-нравственную основу и политические убеждения, что не возможно представителям, например РСДРП и Союза Русского народа иметь общую духовно-нравственную основу. Однако миф о некоей особенности, феноменальности, избранности у так называемой интеллигенции остался. На взгляд, события, произошедшие в России на протяжении XX века, должны были дать «отрезвляющий» урок нашей интеллигенции, показать к чему приводят «общечеловеческие» разговоры, и прочий, по выражению Ф.М. Достоевского «»милый», «умный», «либеральный» старый русский вздор».
В 70-е годы XX века, отчасти в связи с идеологическим крахом советской идеологии, к церкви потянулись «советские интеллигенты». Увлечение религией, поиски себя, «диссидентство», философствование пришло на смену эпохе «физиков-романтиков», верующих в коммунизм в 1980 году и последнего попа, которого всем обещал показать Н.С. Хрущев. Однако, по уже вековой традиции «русского» либерализма, интеллигенция, придя в «религию», искала там для себя в первую очередь некоего «чуда», а так же выражала эти свой врожденный «гражданский протест» против любой власти. Часто, приходя к церкви – «от скуки», «сейчас это модно», «а в этом что-то есть» — и естественно не получая желаемого «просветления», часть из них начинала блуждание в оккультные или восточные обряды (вспомним первую волну увлечения йогой, дзеном, НЛО и т.д.). Другая часть, оставаясь формально в лоне Православной церкви опять таки «в знак протеста», образовывала группки и кружки разной, порой и граничащей к ереси направленности. Этому, к сожалению, способствовали и некоторые церковнослужители, полагающие, что «передовые», «известные» люди советского общества, могут стать некоей защитой в случае гонений или притеснений со стороны официальной коммунистической власти.
С началом изменений, коснувшихся всего общества в конце 80-х начале 90-х годов XX века, либеральная интеллигенция проявила себя во всех сферах, в том числе и церковной. Основываясь на глубоком самомнении о своей избранности, высокой абстрактной духовности, царившей в те времена распущенности, вся эта прежде боязливо пробирающаяся в церковь публика, обрушилась на нее со всей своей гражданско-негодующей позицией. Суммируя все «претензии» можно выделить одну главную тенденцию – все негодующие, формально не отрицая (за некоторыми исключениями) Православную веру, уподобились знаменитому персонажу романа Бесы, либералу 40-х годов С.Т. Верховенскому «..я в бога верую, но надо различать, я верую, как в существо, себя лишь во мне сознающее. Не могу же я веровать, как моя Настасья (служанка)».
Дальше всех пошел один из учеников А. Меня бывший игумен Игнатий (Крешкин), считавший «что христианство элитарно по сути и не может быть вполне воспринято простым народом.» (в дальнейшем перешел в униатство).
К сожалению изменения существовавшего в нашей стране строя создало тяжело преодолимые трудности для Православной церкви. Поток хозяйственных ежедневных забот, связанных с неожиданным, во многом, повороте отношения власти к Церкви, размыл общественную целостность как клира так и мирян. Стали появляться многочисленные общины и группки разного вида и различных толков, от ультра-ортодоксальных (пермские сидельцы, «катакомбники», «истинные») до квази модернистских общин кочетковцев, якунинцев и иже с ними. В первых рядах «несогласных», по уже вековой традиции, стала интеллигенция. Суммируя их «идеи» можно четко определить, что к Православию их «вера» имеет самое отдаленное отношение. Основываясь на вековой гордыне о своей элитарности и образованности, священство и священноначалие опускается у них на уровень «служителя культа», фактически возрождая коммунистическую систему двадцаток в приходах. При этом они берут на себя «труд» определять даже сам порядок или язык богослужения, не говоря уже о вообще трактовке Православных догматов и правил. Идя осознанно или неосознанно по пути вышеупомянутого бывшего игумена Игнатия (Крешкина), приведенного примером, как одного из самых ярых и оголтелых т.н. «модернистов», наша «передовая» интеллигенция, одурманенная своей самовыдуманной исключительностью, ставит себя выше Церкви Божией, «требует, а не просит» (по меткому выражению одного из «нигилистов») признание Церковью своей избранности. В противном случае они не стесняются запуском различных пропагандистских компаний, что становится достаточно просто в современном информационном пространстве. Особую угрозу для церкви представляют так называемые «бывшие» и «прозревшие» деятел[и] до недавнего времени подвизавшиеся в клире или церковных структурах. Мотивируя свои педаляции несомненной «ученостью» и «знанием внутренних секретов» эти новые «Осиповы»* выполняют фактически ту же задачу, что и «раская[в]шиеся попы» при коммунистическом правлении, рассказывающие народу на просветительских лекциях, что «Бога нет».
Современная эпоха бросила нашей цивилизации особенный вызов. В понятие цивилизации подразумевается не абстрактная «общечеловеческая» цивилизация, но цивилизация Российская, цивилизация локальная в ряду других локальных цивилизаций. Православная церковь занимает серьезную, цементирующую, позицию, сохранение которой, является определяющим фактором устойчивости России к внешнему, агрессивному воздействию противоборствующих цивилизаций. Поэтому объективной задачей Православной церкви на современном этапе является не следование на поводу, не подстраивание под умонастроения весьма немногочисленной, но агрессивной группе людей взявших на себя право судить и обличать «по сути своей», но укрепляться как самой, так и укреплять основную массу чад своих. Равнозначной задачей является проведение поступательных преобразований в самой Церкви, которые несомненно требуются, во всей полноте церковной жизни, развитие собственной богословской науки, а не кивание на авторитетные западно-христианские источники или их прямое копирование. Жизнеприменительное изучение священного писания, священного предания, святоотеческих трудов позволит поставить заслон так называемому мультикультурализму, который по сути является не культурой, это торжеством помеси популизма с истерикой.
В данной статье нарочито не использовались цитаты богословов и Святых отцов церкви. Для церкви Христовой важен каждый, пришедший, с открытым сердцем и душою, готовый трудится в первую очередь над собою, а не ищущий изъянов разоблачитель и не любомудрствующий штундист, о которых сказано в Евангелии «Они вышли от нас, но не были наши (1 Ин. 2, 19)». Видится, что нашей отечественной «интеллигенции» в большинстве своем на протяжении уже второго столетия проще и комфортнее уподобиться «далеким от народа» декабристам, нежели добыть себе Веру трудом.
_________________________
*Александр Александрович Осипов ( 1911-1967) — бывший протоиерей и профессор Ленинградской духовной академии, отлучённый от Церкви. С 1959 года — профессиональный пропагандист атеизма; Один из авторов многократно издававшейся в СССР «Настольной книги атеиста».
https://viperson.ru/articles/sovremennoe-pravoslavie-i-intelligentsiya