Сам я – потомственный интеллигент. В первом поколении. У меня не только отец с матерью, но даже дед с бабкой читать умели. И работаю я в самом что ни на есть интеллигентном месте – в районном доме культуры. Сторожем.
Начальство меня крепко уважает, потому что знает – если на что обижусь – хана! Всей районной культуре. Возьму и не открою утром двери – стучите, ломитесь, голубчики, сколько душе угодно! Моей. Характер-то у меня интеллигентский, то есть – кремень! Поневоле вся местная культура впадает в спячку, особенно зимой, потому как у нас в Сибири зимой на улице ни па-де-де в деревянных тапочках сплясать, ни Бетховена на мандолине сбацать… да просто интеллигентно выпить-закусить – и то проблема!
И сынок у меня тоже к культуре тянется. Дают знать гены, ох, дают! День и ночь в доме культуры пропадает, особенно с тех пор, как новый бильярдный стол привезли.
Городок у нас ничего. Сказать, что маленький – соврать, сказать, что большой – соврать еще больше. И интеллигенция у нас своя есть – а как же! И отдыхаем мы интеллигентно – в «козла» на пиво…
А телевизор посмотришь и чувствуешь – ну не так у нас все, не как в Москве, чего-то для полной интеллигентности не хватает! Метро прокопать, что ли…
Тут прошлой зимой приходит письмо от шурина. Из Москвы. Он у меня тоже работник культуры, только я специалист по шоу-бизнесу, а он больше по художественной части работает. Маляром.
Интеллигентов столичных знает – тьму! Потому что будь ты трижды лауреат и народный артист-писатель, а ремонт в квартире хоть раз в жизни, но сделать надо.
Пишет, значит, шурин мне свои московские новости, а в конце неосторожно в гости приглашает – приезжай, говорит, на недельку, по театрам походим – там сейчас такие буфеты…!
Ну, думаю, надо ехать. Когда еще такое счастье выпадет, чтобы тебя москвич САМ в гости пригласил! Собрался, закрыл очаг культуры на пару дней, чтобы мне отпускные до копеечки выплатили, наказал сыну с участковым на деньги не играть, жене – самогоночки нагнать к моему возвращению, чтобы после театров организм в норму вернуть, и поехал…
Встретил меня шурин, привез домой, и стали мы с ним ходить по театрам хотеть. Только хотеть-то мы хотим, а вот ходить – не выходит. Третий день в Москве живу, а из дому еще и не выходил ни разу: как ни проснусь – опять вечер!
На четвертый вечер шурин вдруг говорит:
— Меня коренные московские интеллигенты в гости на ужин по-японски пригласили, а я для сюрприза решил тебя с собой прихватить. Иди, побрейся, дикобразина, только помни – пивом не душись, у меня для этого одеколон есть. Был. Пока ты не приехал…
У меня прямо настроение поднялось, хоть песни пой! Еще бы – заветная мечта сбывается – с настоящими интеллигентами за жизнь побазарить! Конечно, немного боязно, только мне ли, сибирскому рабочему культуры, бояться московских интеллигентов! Да я прошлой зимой один, с голыми руками, трезвый на медведя ходил! За десятку. В зоопарке. Так себе медведь – на бомжа похож сильно: такой же небритый, обросший, с голодными глазами, и зубов в пасти большой недостаток…
Пока добирались, шурин меня все инструктировал:
— Ты, — говорит, — свою интеллигентскую сущность сразу напоказ не выставляй. Первое время помолчи, притворись скромным, освойся. Московский интеллигент – существо нежное, ранимое, его даже одно неосторожное слово типа «ни хрена себе» может в состояние паники привести.
— Понятно, — отвечаю, — это я могу, затаюсь. Самому интересно посмотреть, как это люди друг друга понимать без мата умеют…
Дверь открыла ба…, то есть дама очень средних лет. Посмотрела на шурина, скривила губы в приветливой улыбке, увидела меня – вся в улыбке скривилась.
— Здравствуйте, Анатолий Теодорович, — говорит шурину, — мы вас уже заждались. А это с вами что… кто… или все-таки что?
Я от этих слов прямо обомлел. Ну, точно! Впервые в жизни в самое интеллигентское гнездо попал! Это ж надо – шурина на «вы» называть! Да с ним на «вы» только жена и начальник разговаривают, причем жена обычно: «вы»неси мусор, скотина, «вы»пил опять, негодяй… А начальник и того короче: «вы»деру, «вы»сушу, «вы»гоню, «вы»е…, — ну, вы и сами такое, небось, слышали.
Пока я млел, шурин меня как-то представил, и мы бочком-бочком, с трудом огибая хозяйкины габариты, протиснулись в прихожую и стали раздеваться.
Не успел я разуться, как ко мне подкрался хозяйский кот, принюхался и остолбенел. Тут и гости начали встревожено выглядывать в коридор, крутить носами, а потом один лысый, но с бородой, сказал другому лысому, но в очках:
— Судя по запаху, нас ждет какое-то очень уж экзотическое угощение, — а очкастый ему ответил:
— А я читал, что в Японии не принято готовить блюда из разлагающихся продуктов.
Зашли мы с шурином в комнату, поздоровались и сели в уголок, скромничать, а хозяйский кот не отстает, к носкам прямо приклеился, нюхает их без перерыва, глаза закатывает, да еще и подвывать начал. Я терпел-терпел, потом начал его отпихивать – ноль эмоций! Я у шурина негромко так спрашиваю:
— Что за кот такой странный? Порода что ли экзотическая, типа «котярус-токсикоманус»?
— Да нет, — отвечает шурин, — просто он никак поверить не может, что человеческие носки могут так пахнуть мышиным кладбищем. Не обращай внимания, а если сдохнет – затолкаешь его под диван.
Тут все, наконец, расселись вокруг стола и хозяйка начала разливать чай в наперстки с ручками. Я у шурина опять интересуюсь негромко:
— И чего воду переводили? Сделали бы из заварки самокрутку, пустили по кругу – по-моему, эффект был бы тот же самый.
— Не умничай, — отвечает шурин, — мы с тобой присутствуем на традиционной японской чайной церемонии. Тут главное – процесс, а чая могло совсем и не быть.
Слава Богу, надолго эта церемония не затянулась. Сразу после наперстка чая, то есть минут через двадцать пять, вся компания дружно повернулась к гостье, сидевшей, опершись спиной на огромный кактус, и наперебой начали уговаривать ее спеть хоть один разочек. К сожалению, та долго не упрямилась, вытащила из-за кактуса гитару, закатила глаза куда-то к затылку, ударила по струнам и вдруг как заголосит-завизжит-зашепчет: «Свеча горела на столе, свеча горела…!»
Я снова к шурину за консультацией:
— По ком дамочка убивается? За кого свечу ставила?
— Тоже мне – интеллигент хренов, — шепчет он в ответ, — это же не плач по безвременно усопшему супругу – да и откуда, к лешему, у нее супруг! — а самый что ни на есть гимн российской интеллигенции! Без него настоящий интеллигент за стол не сядет. Если про свечу не пели – вечер прошел впустую! Эх, ты – глухомань сибирская! Вот ваши интеллигенты что поют, когда вместе собираются?
— Да разное поют, — пожал я плечами, — когда «ой, мороз», а если второй ящик – то и «шумел камыш»… народное, так сказать, творчество…
— Вот, — подытожил шурин, — а столичная интеллигенция перво-наперво про свечу. В этой песне тщательно скрыты все чаяния и надежды каждого культурного человека!
— Ага, — согласился я, — особенно в строчках про сплетенье рук и прочих частей тела. Вроде культурные, а про СПИД не слыхали, что-ли?
Тут то ли в песне слова кончились, то ли певица звуковой барьер перешла – в комнате на некоторое время воцарилась тишина.
Потом гости и хозяева зашевелились, радостно вздыхая, и начали расхваливать певицу, сожалея, что ей никак не удается выступать по телевизору. Я думаю, сожалели они больше о том, что ее нельзя как телевизор было выключить.
— А сейчас,- торжественно сказала хозяйка,- наш вечер по-японски подошел к своей кульминации! Прошу мужчин зажечь свечи на столе!
Погасло электрическое освещение, негромко застучали то ли российские дятлы, то ли японские барабаны. В дверях появилась хозяйка, даже в кимоно все равно не похожая на японку – скорее уж борец сумо на пенсии. В руках у нее дрожал поднос с одинокой кастрюлей. Гости оживились.
— Матвей,- сказала хозяйка куда-то в кухню,- а не пора ли тебе угостить наших друзей хорошим глотком настоящего саке?- и начала раскладывать кусочки чего-то дымящегося из кастрюли на наши тарелки.
— Чем это вы хотите нас сегодня поразить, волшебница?- спросил лысый, но с бородой.
— Ах, Виктор, — задрожала от возбуждения хозяйка, — ингредиенты данного блюда собирают с риском для жизни японские водолазы. Окруженные стаями диких акул, они проводят на дне океана бессонные дни, чтобы какой-нибудь гурман вроде вас смог насладиться вкусом этого шедевра восточной кулинарии. Да вы пробуйте, пробуйте!
— Божественно!- воскликнул бородатый, проглатывая шедевр японского общепита, — и все же, как это называется? Ну, не томите нас, искусница!
Хозяйка зарделась и от смущения принялась громко щелкать суставами пальцев.
— Право слово, — залепетала она, — я совершенно не помню, как это называется по-японски, помню лишь, что это то, что остается после акул на месте их кровавого пиршества…
— Говоря нормальным языком, — влез в разговор хозяин, разливающий саке из бутылки «Немирова», — это, Витя, не что иное, как акульи какашки.
В наступившей тишине был слышен лишь шуринский желудок, требовавший как можно скорее хороший глоток настоящего саке…
А я себя еще больше зауважал. Как охотника. Ведь уже час сидим, а я до сих пор в засаде – скромничаю, то есть, и данного блюда, к счастью, не попробовал. В отличие от шурина.
— Давайте выпьем за хозяйку этого дома, — предложил лысый, но в очках, — за ее безудержную фантазию и неистощимую изобретательность.
Все выпили стоя, молча, не чокаясь.
— Когда по второй наливать будут? — спросил я у задышавшего наконец шурина. Тот даже испугался:
— Ты что?! Это все… не переживай, дома наверстаем.
Тут смотрю, ко мне хозяйка тянется:
— Не расскажете ли, как у вас в провинции отдыхают?
Эх, думаю, не дам вечеру пропасть почем зря!
— Не только расскажу, — отвечаю,- но и покажу! Вот только схожу в одно место, где, как в вашей песне поется, необходимо произвести сплетенье рук.… Так что – айн-момент, никуда не расходитесь!
Выбрался из-за стола, кое-как отбился от кота и – бегом на улицу, где я заранее круглосуточный ларек приметил. Взял четыре по ноль пять, одну для поднятия тонуса прямо у ларька приговорил и – назад, к интеллигентам:
— Вот,- говорю,- как у нас отдыхают!
Что вы думаете – даже этой детской дозы хватило, чтобы в малогабаритной квартире начал работать филиал бразильского карнавала! Сначала мужики развеселились, перестали о синусах-косинусах спорить, а там и дамы стали в пляс срываться.
Тут и шурин сообразил, что к чему, сбегал за добавкой, и остаток вечера мы провели по-настоящему интеллигентно: поиграли на меткость в бутылочку, попрыгали на дальность с балкона. Хозяин с шурином закурили на кухне, а когда хозяйка сделала им замечание, хозяин стал бить то посуду, то хозяйку, то шурина, то опять посуду.… В веселье вмешались оба лысых и их жены под аккомпанемент матерных частушек, которые без повторов и перерыва шпарила из-под кактуса певица.
Кое-как я шурина из этого бедлама вытащил, одел во что попало и вывел на улицу – пора и честь знать! Уже с автобусной остановки мы молча наблюдали, как компанию бушующих интеллигентов увозили мрачные милиционеры.
— Ну, как, понравилось?- спросил меня протрезвевший шурин, а я ответил задумчиво:
— Главное, что я вынес из сегодняшнего вечера – это то, что в каждом мероприятии обязательно должна быть изюминка, — и погладил зашевелившегося под шубой кота…
http://www.stihi.ru/2009/05/23/1864