Если быть точным, гонения начались в 1917 году, когда власть в свои руки взяли большевики. С тех пор они и их последователи только и делали, что обвиняли, высылали, сажали, расстреливали, в лучшем случае, высмеивали и презирали. Это потому, что самые достойные живут своими убеждениями, а среднестатистическое большинство – инстинктами управляемой толпы.
Олег Михайлов
2 сентября 2011
«Поскольку эволюция вида направлена на выживание, мы вправе поставить вопрос так: какие качества давали индивиду большие шансы на выживание? Ум? Талант? Честь? Чувство собственного достоинства? Моральная твердость? Нет! Все эти качества выживанию препятствовали. Носители этих качеств либо покинули страну, либо планомерно уничтожались. А какие качества выживанию способствовали? Осторожность. Скрытность. Способность к лицемерию. Моральная гибкость. Отсутствие чувства собственного достоинства. Вообще, любое яркое качество делало человека заметным и сразу ставило его под удар. Серый, средний, троечник, так сказать, оказывался в преимущественном положении. Возьми гауссовское распределение. Из него вырезается центральная часть. Наиболее сильные носители любого признака. А теперь, учитывая все эти факторы, можно строить карту генофонда имеющего место быть советского народа» (Улицкая Л.Е. Казус Кауцкого).
«Подозрение интеллигенции в злонамеренности и зловредности не вчера зародилось и не вдруг проявилось. Эта порочная традиция уходит вглубь времен… Когда вожди ошибались в своих решениях, наказывались те, кто первыми понимали ошибочность их решений. Когда все обездоленные покорно склонялись перед судьбой, поднявшие голову становились козлами отпущения. Эта линия прослеживается от охоты на волхвов и гонений на скоморохов до черносотенных погромов и травли инакомыслящих. Иметь свое мнение всегда было сомнительным преимуществом интеллигента. В критических обстоятельствах власть исстари натравливала не рассуждающую толпу на задумчивых одиночек, чтобы тем верней повязать всех стыдом и страхом. Вся полнота власти оставалась за государственными и общественными деятелями, а за все последствия их недальновидной политики отвечала интеллигенция – мягкотелая, либеральная, гнилая… в конце концов – вшивая. Последним словом заклеймили наивных идеалистов большевики, использовавшие самозабвенное стремление интеллигенции к социальной справедливости для захвата власти. …
Безответная любовь к народу выходила интеллигенции боком. Все издержки революции списывались на ее врагов. А на эту роль прямо-таки напрашивались интеллигенты, так и не сумевшие научиться растворяться в народе без остатка. В остатке, выдававшем инородное тело, чувствовался неистребимый дух инакомыслия. Чтобы выветрить его из коммунальной жизни, интеллигентов арестовывали и расстреливали, высылали вон и ссылали в глушь, перевоспитывали физическим трудом и стирали в лагерную пыль…» (Ермаков В.А. Музыка во льду: последняя интеллигенция).
«Особо следует сказать о роли душевных переживаний, страданий, нравственных мучений и т.п. в определении нравственной элиты. Их обязательное наличие может «претендовать» на один из важных признаков нравственной элиты. Ее представители, особенно те, кто воспринимается в таком качестве на уровне российского общества в целом, в своем личном опыте, как правило, сталкивались с отвержением со стороны социального окружения или официальных властей, с различного рода социальными ограничениями и искусственно чинимыми препятствиями, гонениями и преследованиями, с необходимостью преодолевать непомерно тяжелые жизненные трудности, барьеры и т. д.» (Журавлев А.Л., Купрейченко А.Б. Нравственная элита в российском обществе: концептуальные основы психологического исследования).
«Как справедливо заметил в свое время Ф. Ницше, тщеславие других не нравится нам тогда, когда идет против нашего тщеславия. Вот почему, даже несмотря на моду на дореволюционную Россию, неприязнь к ее «образованному сословию» просматривается очень четко в писаниях самых разных по взглядам авторов. Для одних это буржуи, сатрапы и реакционеры, для других — масоны и предатели, виновные в гибели России. Но какой бы ни изображать, чем бы ни мазать старую российскую элиту и каких бы грехов на нее ни взваливать, а все равно ничего лучшего в стране не было: элита, она и есть элита. И это она создала ту русскую культуру, которая признана ныне всем цивилизованным миром. Культуру-то, общекультурный фон, стиль жизни, поведения и общения создает ведь не десяток «исполинов», а весь слой образованных людей: десятки тысяч учителей, офицеров, провинциальных барышень, чиновников, врачей и т. д. (в семьях которых потом и появляются эти самые «исполины»). Так что уж какими бы эти люди ни были, а то, что создали, — создали. Другое дело, что созданная ими культура была чужда многим представителям советской интеллигенции. Эта культура, неотделимая от своих создателей, все-таки аристократична» (Кирилов С. О русской интеллигенции).
«Прочтя труды Ленина и Сталина, я осознал, как советское руководство с самого начала захвата власти и все годы позже ненавидело интеллигенцию, как они боялись ее, как старались загнать в определенные рамки» (Сойфер В. Как в СССР уничтожали науку и ученых, и какую роль сыграл в этом Сталин).
«В пору моего отрочества (в 30-е годы) по улицам Ямского поля, во дворах Старой и Новой Башиловки, Нижней и Верхней Масловки слово интеллигент было по крайней мере бранным, а слово интеллигенция произносилось с нескрываемым презрением.<...>
Интеллигентность беззастенчиво опровергает любимые и привычные заблуждения. Она говорит горькую правду. Для нее нет запретных тем, нет излишне деликатных вопросов, нет авторитетов, нет сакральной истины. Именно это раздражает. Именно за это ее не любят» (Карлов Н.В. Интеллигентна ли интеллигенция).
«Просто почти всю действительную интеллигенцию уничтожили или изгнали из страны еще в 1918–1922 годах, а затем методично, год за годом, добивали тех, кто остался, плюс столь же систематично выбивали подлинную интеллигентность из молодежи. В результате, за исключением сравнительно немногих «белых ворон», выжили те, кто сумел приспособиться к условиям тоталитаризма и кого тот сделал такими, каковы они есть. Остальным было просто не выжить» (Социальное прогнозирование. Игорь Бестужев-Лада. Часть IV. Прикладная социальная прогностика. Прогнозирование конкретных проблемных ситуаций на примере России).
«Годы борьбы государства с интеллигенцией были одновременно годами, когда в официальном языке исчезли понятия чести, совести, человеческого достоинства, верности своим принципам,правдивости, беспристрастности, порядочности, благородства. Репутация человека была подменена характеристиками «треугольников», в которых все эти понятия и представления начисто отсутствовали, а понятие же интеллигентности было сведено к понятию профессии умственного труда» (Лихачев Д.С. О русской интеллигенции).
«Моя интеллигентность была для меня всегда в условиях революционной работы источником самых тягостных и унизительных переживаний» (Равдоникас В.И. Машинописный оригинал заявления в СПб филиале Архива РАН).
«В пору моего отрочества (в 30-е годы) по улицам Ямского поля, во дворах Старой и Новой Башиловки, Нижней и Верхней Масловки слово интеллигент было по крайней мере бранным, а слово интеллигенция произносилось с нескрываемым презрением» (Карлов Н. В. Интеллигентна ли интеллигенция?).
«Параллельно реальной культурной революции, которая происходила в стране, порождая новую советскую интеллигенцию, ГУЛАГ стал грандиозной школой беззакония и растления, привив элементы уголовного мировоззрения десяткам миллионов граждан – не только тем, кто отсидел лично, но и “перенявшим опыт” родственникам и знакомым лагерников» (Федин Э.И. Солженицын и Шаламов).
«… русские марксисты резко отмежевывались от «интеллигенции», «интеллигентских иллюзий» и выступали на всевозможных собраниях с настоящей «проповедью интеллигентствоедства» (Колоницкий Б.И. Идентификации российской интеллигенции и интеллигентофобия (конец XIX — начало XX века)).
«А мы всегда были в меньшинстве в этой стране. Со времен Пушкина, как только возникли. Нас всегда не любили, не хотели слушать, презирали и обвиняли во всех смертных грехах. После переворота нас первыми объявили «врагами народа», обозвали говном нации, распинали на всех проработках, с особым сладострастием гноили в лагерях, против нас устраивали процессы и кампании… А мы продолжали существовать, работать, творить. Нас покупали, заставляли идти в стукачи, и кто-то покидал наши ряды, оттопыривая карман для привилегий в виде премий, дач, громадных тиражей, поездок за границу, незаслуженных званий, и так далее… А в наш орден вступали новые молодые люди, даже не подозревая об этом и не зная, на что они себя обрекают. И тоже начинали болеть за страну, думать о ее судьбе, тихо возмущаться, но это тихое возмущение порой забивало громогласие ящиков и радио…» (Солодов Р.Н. Время откровений).
«Он получил на руки коротенькую выписку из протокола комиссии и прочел ее внимательно, как читал все другие бумаги:
Слушали: Ивагин Сергей Иванович, член РКП(б) с 1920 года, партбилет … интеллигент.
Постановили: Исключить, как типичного интеллигента, разлагающе действующего на парторганизацию»
(Гладков Ф.В. Цемент: роман. М.: Профиздат, 1987. С. 254).
«Оставшиеся «бывшие» были большей частью высококлассными специалистами в различных отраслях и глубоко порядочными людьми. За это пролетарии их жаловали не более, чем Полиграф Полиграфыч Шариков – профессора Преображенского. Использовать-то использовали, но при военном коммунизме еду и топливо выделяли разве что по мандату, подписанному лично Лениным» (Из статьи «Непростая жизнь «буржуйки»»).
«Культ «рабочего класса» неизбежно вел к тому, что именно с ним отождествляли себя марксисты-интеллектуалы любого социального происхождения. Они укрепляли свой статус в политическом движении критикой иных социальных групп, с которыми отождествляли своих политических оппонентов. Соответственно русские марксисты резко отмежевывались от «интеллигенции», «интеллигентских иллюзий» и выступали на всевозможных собраниях с настоящей «проповедью интеллигентствоедства» (Колоницкий Б.И. Идентификация российской интеллигенции и интеллигентофобия).
«С. Ю. Малышева: «Почему же имена трех казанских профессоров — 41-летнего Стратонова, 48-летних Овчинникова и Трошина, не занимавшихся непосредственно политической деятельностью, не участвовавших ни в каких заговорах и восстаниях (даже не «скомпрометировавших» себя поддержкой Комуча летом 1918 г., в отличие от многих профессоров Казанского университета, которые приветствовали приход Народной Армии), оказались в списках 1922 г. на высылку? Каждый из этих авторитетных ученых, к мнению которых прислушивались в городе, людей умных и смелых, не способных к слепому послушанию вообще и в частности, при контактах с новой властью и ее подчас безграмотными чиновниками, людей неравнодушных, не боявшихся открыто высказывать свои суждения, разумеется, могли раздражать местные и центральные власти»» (Квакин А.В. Высылка интеллигенции в 1922–1923 годы: мифы и реальность).
«Сегодня, зная и понимая историю нашего недавнего прошлого, мы понимаем, что тоталитарный строй не мог не уничтожить свою интеллигенцию. В командно-казарменном социализме ей не было места. Ведь она плохо выполняет команды. Теперь нам понятно, почему. Потому что она живёт своим умом. …
Власть упорно в искренних соратниках видела врагов. Потому что эти соратники «посмели» самостоятельно размышлять, увидеть недостатки, пусть мелкие на первый раз. Однако такие люди в принципе (потенциально) уже были способны понять подлог и обман, на котором покоилась вся советская власть, а потому были опасны такой системе. Получилось, что советская власть не только в первые годы кровавого террора, но и на протяжении всего своего существования, постоянно отталкивала от себя творчески одарённых людей. Такая политика не могла не привести к позорному краху системы, основанной на человеконенавистничестве (по числу осуждённых людей, в последствие ставших гордостью человечества, Россия занимает первое место в мире)» (Каминаров С. Что такое интеллигенция? Ответ интеллигента. Кодекс интеллигента).
«Мы хорошо теперь знаем: интеллигенту двадцатых — начала тридцатых годов каждодневно, ежечасно давали понять, что он — гражданин второго сорта. В газетах, книгах, кинофильмах центральной фигурой является рабочий, пролетарий, на крайний случай крестьянин-колхозник. Интеллигенты, интеллигенция подвергались, наоборот, постоянному притеснению, осмеянию» (Поповский М. Дело академика Вавилова).
«Сталин, кроме всего прочего, загубил одну из самых светлых идей человечества: идею справедливого сообщества интеллигентных, бескорыстных, творческих людей» (Стругацкий Б. OFF-LINE интервью с Борисом Стругацким Россия — культура, политика, экономика, перспективы).