Бакшутова Е.В. Структура и динамика интеллигентского сознания

Отношение общества к реформированию всех систем и сфер жизнедеятельности, изначально не являясь однородным, также со временем изменяется в преобладающих оценках: от стремления к свободе действий человека и общества до поиска механизмов, гарантирующих стабильность, коллективное благоденствие — пусть даже ценой отказа от выбора. Для нас важно понять, в чем причина настойчивого воспроизводства массового сознания (и общественных отношений) предшествующей эпохи (ряда предшествующих эпох); каким образом вместо целенаправленного свободного выбора мы оказываемся перед лицом уже сделанного выбора по необходимости, к которой, по сути-то, нас никто и не принуждает. Почему коллективное бессознательное постоянно и так ловко проводит коллективный разум — интеллигенцию? Историко-психологический анализ позволяет «выявить и изучить исторический генезис многих важных социально-психологических явлений и феноменов психической жизни человека нашего времени» [12, с. 12], и можно с уверенностью сказать, что одна из причин воспроизводства тупиковой стратегии развития общества связана с тем, что в российском коллективном разуме преобладает неосознаваемый слой, поддерживаемый мифологическим типом мышления, причем даже в тех случаях, когда возникает осознанная властью и/или интеллектуальным сообществом необходимость преодоления социальной энтропии.

Мы полагаем, что ключевой фигурой в выборе парадигм изменения российской реальности выступает интеллигенция, поскольку именно она является «мыслящей субстанцией» (В.А. Шкуратов) нашего общества, имеет возможность не только «отражать» реальность, но и конструировать и саму реальность, и то, как она, в свою очередь, отражается в сознании соотечественников. Если наблюдаются некоторые повторы/закономерности в историческом развитии общества, характере протекания общественных процессов, устойчивых стереотипах и мифах не только сознания масс, но и «мыслящей субстанции», то возможно, что они обусловлены именно ментальным конфликтом группового сознания интеллигенции.

Исследования проблемы интеллигенции берут свое начало в критическом опыте сборника «Вехи» (1909), в котором известными представителями русской культуры были рассмотрены различные аспекты не только деятельности, но и психологии интеллигенции, в качестве главных свойств (установок) которой определены «антинародность, безрелигиозность и противогосударственность». В первые годы советского периода истории России данная проблема как научная не рассматривалась, вся жизнь государства была строго регламентирована сообразно потребностям строительства социализма, где интеллигенция, «техники социальной работы», выполняла определенные функции. К тому же на отношение к интеллигенции наложили отпечаток работы В.И. Ленина, в которых интеллигенция рассматривалась как классовый враг. С 50-х годов XX века начинают издаваться работы, содержащие исторический и социологический анализ проблемы интеллигенции (К.Г. Барбакова, В.А. Мансуров, М.Н. Руткевич, В.Р. Лейкина-Свирская, А.В. Квакин, А.В. Ушаков и др.). В период с 1960-х по 1980-е гг. публикуются сборники «Советская интеллигенция: История формирования и роста. 1917-1965 гг.», «Интеллигенция и революция», «Советская интеллигенция. Краткие очерки истории (1917-1975)», «Методические проблемы социологических исследований интеллигенции (1917-1975)». Публицистика этого периода представлена работами самиздатовских авторов. В начале 1970-х годов выходят статьи таких авторов, как В.Ф. Кормер, А.И. Солженицын, Г.П. Померанц, которые «нагружают» понятие интеллигенции нравственно-этическим содержанием, что распространено и поныне. В конце XX века обсуждение интеллигентской тематики получило широкое распространение не только в публицистике, собственно интеллигентском дискурсе (например, проблема интеллигенции заявлена в качестве центральной для журнала «неприкосновенный запас» — выходит с 1998 г.), но и в институализированных научных формах: с 1998 г. существует НИИ интеллигентоведения (Иваново) и специализированный журнал «Интеллигенция и мир». Начиная с 1999 года Центр социологических исследований РГГУ ежегодно проводит научные конференции, посвященные проблеме интеллигенции, и данное направление продолжает оставаться перспективным для исследователей-социологов.

Существующие сейчас научные подходы к определению понятия «интеллигенция» могут быть объединены в две группы: социально-функциональный, выделяющий интеллигенцию по характеру труда — профессиональному, умственному, требующему выполнения определенных социальных функций; нравственно-этический подход, направленный на выявление и осмысление представителями интеллигенции гуманитарных ценностей. Первая традиция ведет свое начало от В.И. Ленина и представлена теперь работами социологов (Ю.А. Левада, Вал. А. Луков, Р.В. Рывкина, Ж.Т. Тощенко и др.). Эти авторы рассматривают интеллигенцию во взаимодействии с властными структурами — как в настоящее время, так и в исторической ретроспективе (особенно плодотворным является сравнение начала XX и XXI веков, поскольку весьма много аналогий в событиях и действиях людей обоих столетий; однако зачастую сходство описывается без попыток объяснения такового). Ныне констатируется расслоение интеллигенции по степени близости к власти и возможности трансляции «культурной проповеди» (Вал. А. Луков), ее «измельчание», превращение в слой «новых бедных» (А.В. Соколов) или даже ее исчезновение по причине невостребованности идеологической группы обществом (Р.В. Рывкина).

Нравственно-этический подход к проблеме реализуется преимущественно в области философии, филологии, культурологии. Вышли в свет работы (А.В. Соколов), объединяющие оба эти направления, что предлагается как выход из методологического тупика, поскольку предлагает использование понятия «интеллектный слой» как совокупность интеллигентов и интеллектуалов. Но и в данном случае основной дефиницией интеллигента выступает приверженность гуманистическим ценностям и отношение к культуре. Комплексный междисциплинарный подход реализует историческая школа (В.С. Меметов), применяющая ретроспективный анализ, который позволяет выявить сущностные черты как идеальную модель, идеальный образ интеллигенции. Сущностные черты стабильны и обязательны, их утрата означает изменение сущности их обладателя (интеллигенции). Помимо этого, на основе сущностных черт формируются вторичные, временные, исторически обусловленные черты, генерированные определенной эпохой. В соответствии с этим можно выделять интеллигенцию советскую, разночинную, постсоветскую и др. Однако, несмотря на то, что мы также считаем необходимым условием при изучении интеллигенции комплексный междисциплинарный подход — и с точки зрения психологии, и с точки зрения истории, возникает ряд вопросов к данному определению в связи с тем, что неясно, что понимать под особыми психологическими чертами. Кроме того, из истории видно, что сходные позитивные нравственно-этические ценности (установки) приводят к противоположным действиям (например, ненависть к большевизму привела к тому, что Н.А. Бердяев поддерживал фашизм, и т.д.).

Особый интерес представляют работы последнего десятилетия XX — начала XXI веков, в которых используется более широкий спектр подходов к проблеме: историко-психологический, структурный, семиотический, дискурсивный, постструктуралистские практики (Ю.М. Лотман, Л.Д. Гудков, Б.В. Дубин, М.А. Берг, Б.А. Успенский, В.М. Межуев, А.С. Панарин, B.М. Живов, В.А. Шкуратов, Ю.А. Левада, C.А. Ушакин, Б.М. Фирсов, А.А. Иванов, В.Е. Пустовал). В этих работах рассматривается культурно-исторический генезис интеллигенции, специфика дореволюционной, советской и диссидентской интеллигенции, ее литературоцентризм как ключевая характеристика, амбивалентность и сверхсвязность дискурса, структура интеллигентского мифа и его содержание в разные периоды, процесс мифотворчества, присвоение и перераспределение ценностей символического капитала. Анализируется и соотношение понятий «интеллигенция», «интеллигент», «интеллектуал», «специалист», «профессионал». Тогда как на Западе термин «интеллектуал» характеризует профессиональную деятельность и продажу своего интеллектуального ресурса, в России этих социологических и экономических характеристик для определения интеллигенции недостаточно: поэтому российская интеллигенция и выступает явлением уникальным в мировом опыте. В данном случае само по себе понятие оказывается способным конструировать реальность, «здесь не явление ищет себе слова, а слово ищет для себя явления» [4]. Это дает возможность рассматривать понятие и как инструмент самосознания образованной части русского общества, и как способ порождения реальности.

Как видно, интеллигенция пока остается «в стороне» от психологической рефлексии. А.И. Донцов, рассматривая историю и современное состояние социально-психологического анализа групп, выделяет ряд главных отличительных признаков социальной группы, которые перечислены ниже:

• • включенность общности в систему общественных отношений, определяющих возможность возникновения, смысл и пределы существования группы…;
  • наличие у членов группы значимого основания сообща находиться в ней, отвечающего интересам всех его участников и способствующего реализации потребностей каждого;
  • сходство участи состоящих в группе людей… общностью впечатлений и переживаний;
  • длительность существования, достаточная для возникновения не только специфического языка и каналов внутригрупповых коммуникаций, но и коллективных истори[й] (традиций, воспоминаний, ритуалов) и культуры (представлений, ценностей, символов, памятников)…;
  • разделение и дифференциация функциональных ролей между членами группы и ее подгруппами…;
  • наличие органов (инстанций) планирования, контроля групповой жизнедеятельности и индивидуального поведения…;
  • осознание участниками своей принадлежности к группе, самокатегоризация в качестве ее представителей…;
  • признание данной человеческой общности как группы ее социальным окружением… [6, с. 215-217].

Далее А.И. Донцов отмечает, что он, как и ряд других отечественных исследователей (Г.М. Андреева, Л.П. Буева, А.В. Петровский и др.) «считают главным системообразующим и интегрирующим основанием группы социально обусловленную совместную предметную деятельность» [6, с. 217]. Что считать совместной предметной деятельностью интеллигенции — так ли легко ответить на этот вопрос? Прежде всего, это — культуротворчество, «культурная проповедь», просвещение и деятельность по сдерживанию тоталитарных стратегий общественного управления, то, что нам известно из истории русской интеллигенции. Однако мы полагаем, что настоящая деятельность интеллигенции, где она осуществляется как субъект, — это интеллигентский дискурс, благодаря которому интеллигенция создается, сохраняется и реализует отмеченные функции. Вероятно, история интеллигенции не дает оснований говорить о ее подлинной социальной субъектности, поскольку опыт других стран показывает, что субъектность интеллигенции, выполнившей задачу модернизации общественного развития, приводит или к ее исчезновению как «возможного мира» (У. Эко), или к укоренению уже в другом статусе — например, интеллектуалов, — то есть адаптации в структуре или гражданского, или рыночного, или даже религиозного общества. Сформированная по типу образованных западно-европейских сословий русская (советская, постсоветская) интеллигенция в качестве коллективного субъекта не достигает самоопределения и самоидентификации в силу несовместимости дихотомических детерминант сознания и самосознания и остается воображаемым сообществом, конструирующим картину мира, в которой ему (сообществу «интеллигенция») принадлежат элитарные признаки, и подстраивающим под этот миф метатекстуальные стратегии общественного развития.

В связи с этим ряд характеризующих большую социальную группу признаков, выделенных А.И. Донцовым, не может рассматриваться безоговорочно применительно к воображаемому сообществу. Например, «осознание участниками своей принадлежности к группе» — один из самых сложных моментов не только для анализа, но и просто для описания. Для интеллигенции, конечно же, свойственна не только самоапологетика, но и самокритика. Однако проведенные нами исследования показывают, что и данный аспект дискурса имеет свою динамику. К примеру, для авторов «Вех» при обсуждении пороков интеллигенции было свойственно говорить: «наша интеллигенция», «мы, интеллигенция». Для авторов, пишущих в ХХ-ХХI вв. (а это уже делает их «соучастниками» дискурса), понятие интеллигенции связано с однозначно негативными коннотациями.

А.Ф. Лосев («у меня свое, лосевское»), Л.Н. Гумилев («для этого я слишком хорошо образован)», А.И. Солженицын («так еще много бы оставалось в сегодняшней интеллигенции от прежней — если бы сама интеллигенция еще оставалась быть…») [2] — для них принадлежать к интеллигенции было, как минимум, не почетно. И в то же время это — имена, без которых немыслима не только русская культура, но и, в частности, интеллигентский миф. Только вот стоят эти фигуры по разные стороны антиномий дискурса. Для лиц, которые не обладают формальными признаками принадлежности к интеллигенции (образование и сфера деятельности, связанная с наукой, культурой и образованием), принадлежность к интеллигенции — нечто вроде цели, которая может быть достигнута как раз вместе с достижением формальных характеристик [2]. И, кроме того, интеллигентский дискурс действительно включает в себя такой аспект, как отделение «Своих» от «Чужих», но речь не идет о представителях других социальных групп: дело в борьбе за «чистоту рядов» внутри самой интеллигенции. Этому служит и особый язык, характерный для советской литературы, понятный только посвященным (В.В. Иванов), и выявление критериев духовности или «внутренней культуры», которыми отличается интеллигенция от неинтеллигенции, точнее, интеллигенция подлинная от неподлинной [2]. Так что вопрос о самокатегоризации представителей данной группы остается открытым, прежде всего, по причине мотивационного конфликта в сознании самой интеллигенции, а соответственно — и всего общества.

Интеллигенция постоянно стоит перед выбором, и не перед одним. Варианты выбора, как мы полагаем, и составляют структуру интеллигентского сознания. Наша версия сознания интеллигенции близка представлению В.П. Зинченко о том, что пространство «возможных образующих (голосов) сознания» не ограничено, а «координатами, контекстом, в которых нужно размышлять о сознании, являются жизнь, бытие, мир» [5, с. 110]. Если В.П. Зинченко говорит о сознании в широком смысле — сознании человека во всех его бытийных и духовных взаимосвязях, то относительно интеллигенции в нашей структуре усматривается связь и с метафорической схемой понятия «русская интеллигенция», выявленной политологом A.A. Казанцевым [8]. В его схеме шесть блоков (Россия, народ, власть, интеллигенция, модерн (рациональность), Запад), в рамках взаимоотношений которых возможно порождение самых разных концепций интеллигенции.

Интеллигентское сознание, подобно другим видам сознания — динамическая, многомерная, многослойная система смыслов, значений и со-значений, в обобщенной форме выражающая не только отношение интеллигенции к окружающей действительности (Народ и Власть), к себе (Жрец и Негативный Двойник), но и порождающая и легитимирующая определенную (где интеллигенция занимает центральное место именно как коллективный разум) картину мира, распределение социальных ролей и символического капитала. Предложенная нами модель — не только возможная структура сознания российской интеллигенции, но прежде всего — аналитическая модель, позволяющая «примирить» антиномии сознания и показать разные и равноценные его составляющие. Структура интеллигентского сознания имеет уровневое (послойное) строение, которое, как и любая система, имеет разные уровни организации: концептуальный (уровень системообразующего свойства); структурный (уровень системообразующего отношения); субстратный (уровень элементов системы). Нашу модель структуры интеллигентского сознания можно назвать метафорической, поскольку уровень элементов системы выполняют уже не психологические феномены, а их проявления, реализации, «возможные миры» на уровне культуры, общества и истории.

Уровень системообразующих свойств — это смыслосфера интеллигентского сознания, которая, в свою очередь, также имеет уровневое строение и может быть представлена в категориях, отражающих «наиболее существенные закономерные связи и отношения реальности»: ценности, познание, бытие, социальность. Базовый уровень интеллигентского сознания составляют свойства, не только образующие существо человеческой жизни, но и послужившие основой для разделов философии — онтология, гносеология, аксиология. Поэтому базовые слои интеллигентского сознания мы обозначим как онтологический, гносеологический и аксиологический (табл. 1). Отдельно нами выделен социологический слой. Он мог бы рассматриваться как часть онтологического, предметно-деятельностного. Но в нашей модели онтология интеллигентского сознания представлена Пространством-Временем (в вариантах стратегий развития общества), а слой социальности раскрывает взаимоотношения интеллигенции с такими субъектами общественной жизни, как Власть и Народ. Базовый уровень интеллигентского сознания, смыслосфера, формируется за недолгий период — начало-середина XIX века, но она остается неизменной как в категориях, так и в оппозициях, их образующих. Таким образом, интеллигентское сознание константно по набору смыслов, но динамично по процессам образования и актуализации значений. Со-значения как образующие интеллигентское сознание постоянны и изменчивы одновременно на протяжении всей истории этой группы: от зарождения до настоящего времени, и именно это и определяет системообразующее отношение сознания интеллигенции.

Уровень системообразующего отношения — раздвоенность, дизъюнкции и антиномичность сознания и в то же время — попытка к осуществлению диалога, поиск объединяющих социально-психологических ресурсов, то, что составляет духовный слой сознания в определении В.П. Зинченко. Этот уровень представлен созначениями (по Г.Г. Шпету)/антиномиями (по Ю.М. Лотману), исходящими как возможные варианты мысли и действия из этих базовых составляющих: культура и цивилизация, хронотоп, реальность и миф, эволюционизм и революционизм, модернизм и традиционализм и т.д. мы отмечали, что большинство авторов, пишущих об интеллигенции, отмечает или раздвоенность сознания, или противоположную направленность ее активности. И.В. Кондаков указывает на то, что «проступающий в «двойном сознании» русской интеллигенции дуализм — это не дуализм субъекта и объекта, не дуализм двух противоположных начал в объекте («добра и зла, духа и материи»)» [13, с. 450], но «дуализм самого познающего субъекта, раздвоен сам субъект, его этос» [14, с. 72]. Антиномии, конечно, противоположны, но каждая из них не исключает полностью другую из противоположностей, они именно могут и должны рассматриваться только в паре, ибо любой из осуществленных выборов содержит в себе неявное присутствие другой возможности. мы полагаем, что именно поверх всех «разрывов» образуется слой духовной культуры, поддерживающий уже не только интеллигенцию, но всю русскую культуру.

Уровень элементов системы выполняют тексты в самом широком смысле: и как собственно тексты, высказывания, и как поведение, деятельность, политика, искусство. Третий уровень — это область текста в самом широком понимании, сфера разговора и поступка (см. табл. 1). В настоящей статье не ставится задача обсудить данное положение, но представление о том, что и мир и человек могут рассматриваться как текст, сегодня является широко распространенным [7].

Каждая из категорий, определяющих один из слоев сознания, очень тесно взаимосвязана с другими, точно так же, как и подуровни (подкатегории) — друг с другом. Например, одним из базовых слоев является онтологический, бытийный. И в то же время каждый из «текстов», находящихся на «периферии» данной структуры, является текстом бытия, из бытия, о бытии интеллигенции в ее духовной жизни и во всех формах взаимодействия с окружающей реальностью. Гносеологический слой отражает не только отношение к миру, но и конструкционистские функции интеллигенции на уровне группового и массового сознания. Одновременно, исходя из самого определения понятия «интеллигенция», в самом первом варианте «интеллигенция — это божественный разум», ясно, что познание — это бытийное предназначение группы, ее мотивационное ядро.

Как было уже сказано, ядром данной матрицы, порождающим все другие феномены, являются ценности и соответственно аксиологический слой сознания и культура в самом широком смысле. Очевидно, что в соответствии с системообразующим отношением раздвоенности система ценностей, порождающая все последующие цепочки антиномий интеллигентского сознания, связана с необходимостью выбора пути развития. Это — выбор между культурой и цивилизацией и соответствующие им противоборствующие, но очевидно уравновешивающие друг друга полюса, на одном из которых (культура) — «почва»: религиозность, этатизм и консерватизм; на другом (цивилизация): атеизм, радикализм, либерализм.

Ценности определяют гносеологическое отношение к объекту. Познание связано с разным отношением к миру и двумя разными картинами мира — реальность и миф. При этом реальность в «отражении» интеллигентским сознанием предстает, с одной стороны, как эсхатологическая, с другой, — как научная. Миф же строится как дизъюнкция уникальной автохтонности и европоцентричности.

Бытийный слой интеллигентского сознания, или онтологический уровень матрицы, сам по себе задан не противоположностями, а пересечениями осей — пространство и время, длящийся хронотоп; однако далее эти категории определяются уже противоположностями. Время в сознании российской интеллигенции «длится» между модернизмом и традиционализмом, возможные механизмы осуществления в культуре — воспроизводство и инновации. Пространство — это даже не место и не протяженность, это — поиск своего места между Востоком и Западом; данная категория может характеризоваться замкнутостью и открытостью (см. табл. 1).

И, наконец, социологический уровень структуры интеллигентского сознания в содержательном отношении подразумевает стратегии развития общества (эволюционизм и революционизм). Кроме того, еще одним уровнем в этой подструктуре смыслов интеллигентского сознания выступает бинарное отношение интеллигенции к другим агентам бытия — Народ и Власть.

Данная структура, как было упомянуто, обладает стабильностью на глубинном уровне, уровне слоев сознания — бытия, ценностей, познания и социальности. Но она же обладает динамикой, поскольку уровни со-значений и текстов, взаимодействуя с контекстом, каждый раз преподносят нам новую психографию интеллигенции. Поскольку цель нашего исследования — выявление и описание динамики группового сознания, необходимо определить хронологические рамки, соответствующие изменениям содержания изучаемого предмета. Используя существующие «хронологии» истории интеллигенции, мы предлагаем следующую периодизацию в динамике интеллигентского сознания и самосознания:

• • Протоинтеллигенция: от Кирилла и Мефодия (по Г.П. Федотову) до первой половины XVIII века (по М.Ю. Лотману) — до появления первых «западников».
  • Прединтеллигенция: вторая половина XVIII в. — первая половина XIX в. — первые «интеллигентские» вопросы в русской культуре.
  • Классическая интеллигенция: от Белинского до «Вех» (или 1860-1920 гг.) — группа существует в реальном времени и в реальных социально-экономических обстоятельствах.
  • Советская интеллигенция: 20-50-е годы — уничтожение и выживание, 50-80-е годы — самоорганизация интеллигенции на основе мифа.
  • Постсоветская интеллигенция -1990-2000 годы — покаяние и самопрезентация в качестве интеллектуальной элиты.
  • Виртуальная интеллигенция — реконструкция дискурса при утрате представления о своем месте и роли в обществе.

Нарративы, представляющие каждый из периодов истории интеллигенции, отображают все смысловое поле интеллигентского сознания, его раздвоенность как принцип системной организации и некоторую вариативность в связи с раздвоенностью конкретных социальных и индивидуальных практик и соответственно типических свойств интеллигентов.

Объем статьи не позволяет нам подробно описать все движения в структуре сознания, поэтому остановимся лишь на базовой антиномии сознания российской интеллигенции — «Культура vs Цивилизация». По мнению философа Г.П. Федотова, первое действие в трагедии русской интеллигенции символизирует Царское село — символ распада русской души, начало интеллигенции и символ ее оторванности от народа. Само появление интеллигенции, считает Федотов, стало возможно благодаря распаду русской души. Для Федотова распад души — это отрыв не только от народной культуры, но и от культуры вообще. Так ли это? Одновременно — да и нет. Конечно, проблема соотношения понятий культуры и цивилизации далека от своего разрешения или хотя бы какого-то однозначного ответа, поскольку цивилизацию рассматривают и как вершину развития культуры того или иного сообщества (Н.Я. Данилевский), и как стадию ее распада (О. Шпенглер). В любом случае мы понимаем, что культура — это духовное и личностное измерение цивилизации. По словам В.М. Межуева, цивилизация, поскольку «ее становление происходит на базе общественного разделения труда, имеет дело с частичным человеком, а культура — с целостной личностью. Поэтому по отношению к цивилизации культура выступает как ее гуманизирующее начало» [15, с. 56].

Культура — это человеческое, цивилизация — технологическое, и оказывается, что в каждый из означенных нами периодов истории интеллигенции она (как и страна в целом) оказывается перед выбором между технологиями и гуманизмом. Культуру невозможно отделить от цивилизации, но очевидно, что культура является формообразующим началом цивилизации. Потому-то столь болезнен выбор российской интеллигенции, что усвоение «чужих» образцов не опирается на собственные культурные основы. Ориентация русского образованного слоя на западноевропейскую культуру, ставший возможным в XVIII веке культурный и поведенческий плюрализм предполагали «внедрение» и адаптацию европейских ценностей, прежде всего, экономических, правовых и политических. Но адаптация не состоялась. К примеру, Б.А. Кистяковский анализирует развитие правовых идей в эпоху, соответствующую процессам вестернизации в России, в других странах. Правовед отмечает, что «недостаточно заимствовать их, надо было бы в известный момент жизни быть всецело охваченными ими; как бы ни была сама по себе стара та или другая идея, она для переживающего ее впервые всегда нова; она совершает творческую идею в его сознании, ассимилируясь и претворяясь с другими элементами его» [10, с. 113]. Оказывается, что полученные извне идеи права, свободы личности и правового государства не были пережиты и русской интеллигенцией и не прижились в русской культуре. А между тем, отмечает Б.А. Кистяковский, «нет единых и одних и тех же идей свободы личности, правового строя, конституционного государства, одинаковых для всех народов и времен, как нет капитализма или другой хозяйственной или общественной организации, одинаковой во всех странах. Все правовые идеи в сознании каждого отдельного народа получают своеобразную окраску и свой собственный оттенок» [10, с. 113].

Другим важным аспектом модернизации является экономика. Экономика — это не просто рынок или производство, а это — одна из форм осуществления цивилизационных механизмов культуры. Произошло ли здесь становление человека нового типа по западному образцу? Новый тип человеческой личности вызревал в Европе несколько веков. Время «распада синкретического образа мира и синкретического соборного сознания, время человека, думающего, чувствующего и действующего по-новому» [3, с. 162] в России наступило с опозданием, да и то вначале для очень узкой и привилегированной среды. По словам А.Г. Вишневского, «люди из этой среды с удивлением обнаружили свое глубинное отличие от большинства народа, от оставшегося синкретическим простого человека, у которого чувство, мысль и долг слиты воедино и потому несамостоятельны, неразвиты, поверхностны» [3, с. 163]. Самостоятельной школы экономического развития, как и правового, Россия не прошла, и потому традиционная жизнь крестьянского большинства оставалась питающей почвой и для сознания тех людей, которые мыслили себя «далеко от народа». Ситуация осложняется еще и тем, что в сознании российской интеллигенции предполагается только один выбор — культура или цивилизация, фанатичная религиозность или атеизм (не менее фанатичный), только «свое» или исключительно «чужое» и т.д. Именно поэтому в нашей структуре в «дальнем круге» расположенные значения-тексты, образующие интеллигентское сознание и взятые по отдельности как стратегии развития, выглядят весьма непривлекательно.

Очень сложно (невозможно) анализировать каждый уровень или слой уровня изолированно от других элементов системы. Антиномия культуры и цивилизации (аксиологический слой) относит нас к антиномиям и онтологического слоя (причем в обоих фреймах — и пространства и времени, где одновременно присутствуют как возможности и открытость и закрытость, и Запад и Восток и т.д.), и гносеологического (где и миф и реальность — не только выбор, но выбор во взаимосвязи со своей противоположностью). Все эти линии необходимы для культурного развития: одна олицетворяет тенденцию самосохранения культуры, другая — тенденцию изменений. Их взимодополнительность обеспечивает как самотождественность национальной культуры, так и ее развитие. И.В. Киреевскому казалось, что крайности постепенно «снимутся» и восторжествует золотая середина, диалектическое единство этих двух равновеликих, но, как оказалось, крайних позиций. Он писал, что «это противоборство… почитаем мы явлением полезным в литературе нашей потому, что выражая два крайние направления, они своею преувеличенностью этих крайностей необходимо представляют их несколько в карикатуре и, таким образом, наводят мысли читателя на дорогу благоразумной умеренности в заблуждениях. Ибо мы думаем, что образованность наша должна вмещать в себя плоды обоих направлений; мы не думаем только, чтобы эти направления должны были оставаться в их исключительной односторонности» [9, с. 164].

Однако, как было уже отмечено, даже учитывая сверхсвязность всех слоев и уровней, мы не можем уйти от бинарности самого сознания интеллигенции. Полагаем, что базовый конфликт интеллигентского сознания, в котором решается вопрос о базовом доверии/недоверии миру и себе, связан с доверием/недоверием собственной культуре. Еще В.О. Ключевский писал о том, что книжная мудрость пришла к нам с переводными книгами, эта «книжная мудрость была для нас подарком добрых, но сторонних людей, отблеском чужого ума». Книги показали «отсталость и недостоинство русской земли» [11, с. 301], актуализировали потребность в просвещении и образовании. Но книги же вместе с комплексом неполноценности породили и защиту от него — социальное чванство, спроецировав собственную недостаточность в знаниях на всю русскую культуру, объявив именно ее отсталой и негодной. Историк описывает первые типы интеллигентов. Вначале (XI век) это был «нищий духом, побиравшийся под окнами европейских храмов мудрости плодами чужого ума, крупицами с духовной трапезы, на которой ему не было места» [11, с. 301]. Тип этот отличался «смиренномудрием личным и национальным». Второй тип русского интеллигента (XVI век) — «самонадеянный грамотей-мастер, уверенный, что все можно понимать, ничего не зная»; характерной особенностью этого типа была «гордость личная и национальная». В.О. Ключевский ведет речь еще только о протоинтеллигенции. Со временем типология расширяется: в нее добавляются такие типы, как «революционер» (кто стремится к захвату власти, присвоению властного дискурса); обличитель/правозащитник (диссиденты-правозащитники, часть современной интеллигенции); борцы за чистоту рядов интеллигенции (Солженицын и т.д.); модернизатор (либералы); пророк — тот, кто говорит от имени Другого (интеллигенция XIX века, Солженицын); духовный наставник; хранитель культуры (школьные учителя, ученые, работники музеев и учреждений культуры, библиотекари). Все эти типы (возможны и другие) «образуются», опираясь на предпочитаемые аксиологические смыслы.

Повторим, что интеллигенция — воображаемое сообщество, занятое производством и присвоением символического капитала, обеспечивающего этой группе высокий социальный и социально-психологический статус и наделяющего ее представителей исключительными личностными характеристиками. Интеллигентское сознание — это многомерная система смыслов, значений и со-значений, «говорящих» между собой, отражающих и порождающих не только собственно интеллигентскую картину мира, но и другие социальные практики: интеллектуальные, политические, культурные. Интеллигенция — субъект интеллигентского дискурса, благодаря участию в котором только и можно говорить о принадлежности человека к данной группе. Поэтому все попытки отделить подлинных интеллигентов от неподлинных обречены на неудачу, поскольку эти попытки — уже интеллигентский дискурс. Сознание интеллигенции характеризуется раздвоенностью, ментальным диссонансом, который и не позволяет российской интеллигенции стать настоящим субъектом социальной активности. Тем не менее мы полагаем, что именно этот ментальный конфликт является почвой (как постоянно требующий разрешения, возможность которого может быть только в диалоге), дающей возможность интеллигенции не просто «иметь репутацию», но и осуществляться как духовному слою нашего общества и как общесоциальной ценности.

Литература:

1. 1. Бакшутова Е.В. Социальная активность как субъектное качество русской интеллигенции // Вестник университета. — М.: Вестник ГУУ, 2010. — № 17. — С. 13-16.
   2. Бакшутова Е.В. Интеллигенция в России: историко-психологический подход к изучению большой социальной группы. — Самара: Изд-во ПГСГА, 2011.
   3. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. — М.: ОГИ, 1998.
   4. Гаспаров М.Л. Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность / Российская интеллигенция: история и судьба. — М.: Наука, 1999. — С. 5-14 (http: imwerden.de — некоммерческое электронное издание, 2008).
   5. Зинченко В.П. Сознание и творческий акт. — М.: Языки славянских культур, 2010. — С. 109.
   6. Донцов А.И. О понятии «группа» в социальной психологии / Социальная психология в трудах отечественных психологов. Сост. и общая редакция А.Л. Свенцицкого. — СПб: Питер, 2000. — С. 211-221.
   7. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконс-труктивизм. Постмодернизм. — М.: Интра-да, 1998.
   8. Казанцев А.А. Интеллигенция и структурные инновации в политическом пространстве. Опыт сравнительного анализа // Сетевой портал журнала «Полис» [Электронный ресурс]: http://www.polisportal.ru/ index.php?page_id=17.
   9. Киреевский И.В. Избранные статьи. — М., 1984.
   10. Кистяковский Б.А. В защиту права / Вехи; Интеллигенция в России: Сб. ст. 1909-1910. — М.: Молодая гвардия, 1991. — С. 109-135.
   11. Ключевский В.О. Об интеллигенции / Неопубликованные произведения. — М.: наука, 1983. — С. 298-308.
   12. Кольцова В.А. Особенности предметной области исторической психологии / Историческая психология: предмет, структура и методы. Под ред. А.А. Королева. — М.: Изд-во Моск. гуманит. Ун-та, 2004. — С. 12-31.
   13. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры: Учеб. пособие. — М.: Аспект-пресс, 1997.
   14. Кормер В.Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура // Вопросы философии. — 1989. — № 9. — С. 65-77.
   15. Межуев В.М. Между прошлым и будущим. — М., 1996. — 151 с.

https://cyberleninka.ru/article/n/struktura-i-dinamika-intelligentskogo-soznaniya