Почему интеллигент — главный человек в Церкви?

20 сентября состоится кинопремьера фильма  «Орда», спродюсированного кинокомпанией «Православная энциклопедия». О рисках этого продюсерства, о «нише» христианского кино и роли интеллигенции в жизни Церкви наш разговор с руководителем и главным редактором «Православной энциклопедии» Сергеем Кравцом.

У «Орды» на днях премьера. Что вы от нее ждете?

Сергей Кравец: Судьбу картины определит внимание зрителей, сначала стартующий кино-, а потом и телепоказ на 1 канале. Участвовали в кинорынке в Каннах, права на показ фильма приобрели для США, Великобритании, Германии, Польши, Японии, Турции, Австралии, Канады, причем крупнейшие прокатчики неголливудского кино. Зарубежные прокатчики не часто балуют российские фильмы вниманием.

А с Каннским фестивалем не вышло?

Сергей Кравец: Отборщик сначала сказал: давно не было таких русских фильмов! Но потом мы узнали, что нас все-таки не берут в конкурс, поскольку российское кино традиционно в Каннах представляется социальными фильмами о тяжелой судьбе. Наш фильм охотно взяли бы, если бы его произвели Китай или Корея.

И как же сложилась фестивальная история «Орды»?

Сергей Кравец: Летом на Московском кинофестивале из четырех главных призов мы получили два — лучшая режиссура и лучшая женская роль, да и потом «Орду» приглашали и приглашают на десятки фестивалей.

Соглашаетесь?

Сергей Кравец: После печального опыта с фильмом «Поп», когда у нас была украдена копия, и за две недели до кинотеатрального показа фильм появился в Интернете, осторожничаем. Отдаем только туда, где можно обеспечить защиту фильма.

Многие сетуют, что современное российское кино — не продюсерское. Но идеи ваших фильмов «Поп» и «Орда» были изначально продюсерскими.

Сергей Кравец: Идеи этих двух фильмов, действительно, появились у нас. И мы заказали писателю Александру Сегеню повесть, из которой они с Володей Хотиненко затем сделали сценарий фильма «Поп».

С «Ордой» было немного по-другому. Мы заказали сначала один сценарий под конкретного режиссера, сценарий не подошел, да и у режиссера внезапно переменились планы. Нашли другого режиссера (Андрея Прошкина, у которого до «Орды» не было масштабных фильмов, но не было и дефицита в добрых словах коллег о нем — «вы не прогадаете»). Уже вместе с Андреем мы позвонили сценаристу Юрию Николаевичу Арабову, встретились. И выяснилось, что у нас общий язык — мы говорим об одном и том же, нам хочется одного и того же.

А сейчас мы начинаем новый фильм уже по авторской идее Юрия Арабова. Он вместе с режиссером Николаем Досталем пришли ко мне и рассказали сюжет очень смешной и доброй святочной комедии, потом Арабов написал заявку, и мы заказали сценарий. С Николаем Досталем мы еще работали, но зато я смотрел его «Облако-рай», и надеюсь, что искренняя интонация этого фильма будет и в нашем кино. Я всегда предпочитаю смотреть только лучшие фильмы людей, с которыми собираюсь работать. Не все подряд, чтобы потом не краснеть и не мямлить непонятно что…

Разве продюсеру трудно говорить правду? Он же заказчик

Сергей Кравец: Один режиссер спросил меня, как мне его фильм, я ответил «нормально», а он со мной потом полгода не разговаривал. Выяснилось, что слово «нормально» — обидная оценка для художника. Потом мой друг, меня оправдывал: у них в «Энциклопедии» «нормально» означает «лучше не бывает».

Какую нишу вы стараетесь занять в нашем кинематографе?

Сергей Кравец: Нишу умного, интеллектуального кино на темы не столь религиозные, сколь духовно-мировоззренческие. Можно назвать это христианским кино. Мы входим в нишу, где почти никого нет, никого не расталкиваем, и если уйдем из нее, она просто опустеет. Но стоит признать, что это очень сложное  кино, требующие концентрации многих сил.

Продюсеру приходится давить на режиссера или сценариста?

Сергей Кравец: Владимир Хотиненко, Андрей Прошкин, Юрий Николаевич Арабов, отбиваясь от вопросов «как на вас давил продюсер?», не устают повторять: никак.

Я думаю, мы не давим. У нас в Православной энциклопедии особая среда и атмосфера, созданная знающими умными творческими людьми. Режиссерам и сценаристам в ней комфортно.

Но материал-то давит, позиция. Где-то в интервью мелькало подчеркнутое желание художников освободиться от нагруженности специально православным содержанием.

Сергей Кравец: Для меня есть критерий недавления: мы ни разу не сказали им, что можно и нельзя. Говорили лишь о том, что могло, а что не могло быть в  принципе — в те времена, и в той среде, которые стали объектом внимания художников. Нельзя же ломать что-то принципиальное. Какие-то принципиальные для средневекового верующего человека линии. Иначе это будет не раскрытие образа, а искажение его. Но мы не ссорились. Просто говорили, что вот так невозможно.

А вы чувствовали риск: заказываете христианское кино неверующим людям?

Сергей Кравец: Мне кажется, что режиссер «Орды» Андрей Прошкин человек, как ни странно это прозвучит, светского христианского сознания. И таких людей, чья ценностная ориентация несомненно основана на христианстве, сегодня очень много. Я, кстати, думаю, что мы сейчас живем в очень опасную для Церкви эпоху: много людей, следующих христианским ценностям, но не воцерковляющихся. И эта общность зачастую интеллектуально сильнее воцерковленных. Эти люди не понимают ценности Церкви, как единственного места, где мы через Таинство соединяемся со Христом. Церковь ведь нужна лишь для того, чтобы люди через нее приходили ко Христу. Если это у нее отнять, останется — музей. Не знаю, кстати, какой процент людей, ходящих в церковь, понимают это, а не причащаются ради традиции или страха.

Судьба церкви, безусловно, связана именно с интеллигенцией. А судьба интеллигенции — с возвращением к вере, с обретением христианской системы ценностей и наполнением этих ценностей жизнью

А вот невоцерковленные люди часто — несомненные носители ценностной христианской ориентации. И Церкви нужно их понять, полюбить, и через эту любовь и воцерковить. Думать о них как  о той потерянной овце, ради которой Христос был готов оставить все стадо.

Поэтому слова «есть церковь, а есть интеллигенция» звучат как «есть церковь, а есть военные». Церковь в таких противопоставлениях понимается не правильно, как некая исключительная духовная корпорация.

Что определяет принадлежность к интеллигенции сегодня?

Сергей Кравец: Думаю, что прежде всего интеллигенты это люди с сильными нематериальными интересами. А дальше  — они очень разные. Но большинство из них носители русской и европейской культуры, ее «продукт», а значит «продукт» и христианских ценностей.

Александр Архангельский, снимавший свой сериал «Жара» о возвращении интеллигенции к вере в конце 70-х- начале 80-х , как-то спросил меня: почему она вдруг «рванула» в церковь?

Я ответил, что такой массовый приход был возможен только после самоупоительного взлета интеллигенции 60-х, и падения в 70-х. Что такое интеллигент 60-х? Это спор на всю страну «физиков и лириков», стихи в Политехническом, ученые-герои из «9 дней одного года» и ощущение огромной собственной значимости. А в 70-е все это лопнуло, раскрошилось. И интеллигент — уже никому не нужный «очкарик в шляпе». Потерявшая самодостаточность невостребованная интеллигенция ничего не могла найти в официальной партийной системе… И отсюда — интеллигентский порыв в церковь. Я бы не сказал, что у интеллигентов была сильная вера, но была жизненная необходимость поверить. Потому что вера в Бога снова давала им веру в себя. И эта горячая жизненная необходимость обретения себя зажгла церковную внутреннюю интеллектуальную жизнь. Но интеллигенты принесли в церковь и отрицательное. Мировоззрение «в центре мироздания всегда стою я» свойственно именно интеллигенции. И она не столько приходит к Богу, сколько допускает Бога в свой мир. Но зато интеллигенция самая «горящая» часть Церкви.

Кому-то другому в церкви надо обязательно что-то получить — от исцеления до устройства своих дел. Вне церкви у него другая жизнь. Юрий Арабов сделал это основной темой «Орды»: миллионы людей относятся к Богу как к полезной вещи, в которой должен быть какой-то здешний «земной» толк.

А у интеллигента по-другому?

Сергей Кравец: Интеллигент так устроен, что не может жить двумя жизнями. Он обязательно попытается жизнь христианскую, ее принципы, распространить на свою жизнь и вне Церкви. Потому что он приходит в Церковь не за тем, чтобы что-то получить, а затем, чтобы обрести себя, обрести мир. И первое, что делает интеллигент, придя в церковь, читает Евангелие, поскольку он привык читать. И понимает, что жизнь по Евангелию это жизнь по принципам, очень сложным для современного человека. Но раз уж он пришел в церковь, он должен следовать не образцам внешнего поведения — тут один поклон сделать, а тут два — а именно Евангелию и тому, чему оно учит. И пытаться это воплотить в реальной жизни. Для него внутрицерковная, богослужебная жизнь и жизнь внецерковная не расходятся, поскольку он живет одной жизнью.

Как вспомню мучения знакомых на тему, перекреститься или нет в корпоративном буфете, из-за боязни подцепить у коллег имидж неадекватного.

Сергей Кравец: Но я же не говорю, что у интеллигента все легко и правильно. Он сегодня перекрестился, завтра испугался и не перекрестился, но подумал об этом, и ему стыдно стало… Дело в том. что интеллигент, если он отказывается от евангельских христианских принципов, перестает быть интеллигентом. Просто потому, что других принципов у него нет. Что ему тогда остается? Погрузиться исключительно в материальную жизнь? Или все-таки пытаться следовать христианским принципам, даже если это и очень тяжело.

Я думаю, что интеллигент по сути своей — миссионер. Это миссионерство через попытку перестроить сам строй жизни, сначала свой, потом семьи, друзей. Это может начинаться с мелочей, кто-то, например, отказывается от ругани.

Вот это очень мощное позитивное начало в жизнь Церкви приносит именно интеллигент. Поэтому верующая учительница гораздо важнее в церкви, чем верующий спонсор, директор или хозяин магазина. Но это пока не все понимают. Думаю, что Церковь обретет силы и влияние в обществе только тогда, когда станет местом сосредоточения местной интеллигенции: врачей, учителей, журналистов.

Пока до этого далеко. Один мой знакомый интеллектуал — православный, воцерковленный — предлагал проводить семинары при храме, батюшка (хороший, кстати) воспринял это без радости.

Сергей Кравец: Отношение церкви и интеллигенции сегодня, к сожалению, сводятся к взаимному недоверию. Но очевидно, что оно временное. Судьба церкви, безусловно, связана именно с интеллигенцией. А судьба интеллигенции — с возвращением к вере, с обретением христианской системы ценностей и наполнением этих ценностей жизнью. Она не сохранит себя без наполнения Таинством Причастия, соединения с Христом. Надо быть сумасшедшим, чтобы имея возможность жить одним телом и духом со Христом, отказываться от этого, при том, что исповедуешь Его ценности. Это то же самое, что сказать: люблю своего отца, но никогда не приду в его дом, где он ждет меня.

Интеллигенция, как заметил однажды владыка Пантелеимон (Шатов), часто живет отраженным светом Христа, отраженным прежде всего в культуре.

Сергей Кравец: Да, но она же понимает, что есть источник света. И он, несомненно, в Церкви. Кто сказал, что путь к нему благополучен и обрамлен мрамором. Главное, что бьет этот живой источник. Со стороны церкви тоже есть ошибки: церковнослужители часто воспринимают жизнь с материальной стороны. А тут уже нужна не интеллигенция, а спонсоры. С ними интереснее, потому что от них результат, с ними дело: построил храм, купальню, часовню, гостиницу и т.д. А с интеллигенцией — трудно.

Мне кажется, что церковь и интеллигенция исторически и принципиально тяготеют друг к другу, поэтому и ссоры между ними такие острые. Если бы они были далеко друг от друга, они бы не ссорились. Ссорятся всегда ближайшие соседи и родственники. Когда я где-то услышал фразу «фарисеи это древнееврейские интеллигенты, и они Христа распяли», понял, что в ход пошла аргументация последнего накала, когда уже нет места не только любви, но и правде, а только — злобе. Но надо понять, что нам друг от друга никуда не деться.

Поэтому так важна «Православная энциклопедия», где таких проблем нет, а есть общее дело. И кино, которое мы пытаемся делать, тоже общее дело Церкви и интеллигенции.

Как все начиналось?

Сергей Кравец: Научно-интеллектуальное сообщество или центр «Православная энциклопедия» выросло из маленького зернышка. Был и есть такой журнал «Литературная учеба», который в конце 80-х стал по-настоящему интеллектуальным явлением, когда мы стали в нем  печатать Розанова, Флоренского, Соловьева, Лосева, Карамзина, новые переводы Евангелия и даже курсы церковно-славянского языка.  В 1990 году мой старый друг, внук отца Павла Флоренского игумен Андроник был назначен наместником Валаамского монастыря. Он «отменил» мою поездку в Германию для занятий архивной работой словами: сделаем на базе монастыря научно-церковное издательство! Оно и появилось в одном моем кабинете заведующего отделом классической литературы в «Литучебе» (повезло, что кабинет был большим). Мы опубликовали новый перевод «Просветителя» Иосифа Волоцкого с комментариями, а наш перевод «Жития Сергия Радонежского с чудесами» до сих пор переиздает Лавра. Потом поняли, что нужна некая «струна», вокруг которой можно было бы строить новое знание (знания о православии были настолько глубоко утеряны, что их можно было назвать новыми). И поняли, что этой «струной» может быть только классическая история Церкви. Так родился проект с «Историей Русской Церкви» митрополита Макария, который был поддержан Патриархом Алексием II. Нас считали авантюристами: как вы сделаете 12 томов за 4 года, да еще с научными комментариями, библиографией и т.п.  Но выяснилось, что если почти не уходить домой, то все можно…»Православная энциклопедия» и до сих пор работает именно так: у нас обязательно часть редакции остается на ночь. Некоторые уходят домой раза два в неделю. Сначала нас было четыре человека, сейчас — 120. И очень маленький аппарат управления. Все удивляются, почему у нас так мало начальства. Но это возможно только потому, что  мы росли как одна семья, никому много объяснять не надо, «страшные» меры принимать тоже не надо.

https://maxpark.com/community/1989/content/1506319

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

2 × три =