Потому, что, рассуждая об интеллигенции, авторы, как правило, подразумевают под этой категорией всех, кто не занят физическим трудом. В подобных рассуждениях понятия «интеллигенция» или «интеллигент» рассматриваются в отрыве от понятия «интеллигентность», в результате чего интеллигентами и представителями интеллигенции легко оказываются люди, не имеющие к интеллигентности никакого отношения*. Их очень много и все они очень разные. Это ведет к бесконечности и бессмысленности подобных рассуждений.
Связано это явление с тем, что их авторами нередко являются люди, к интеллигентности имеющие такое же отношение, как и предмет их изучения. Но, чтоб рассуждать об интеллигенции интеллигентной, нужно иметь четкое представление об интеллигентности.
__________________
* См., например, Михеев И.Н. Интеллигенция: пятая колонна на марше или Пантин В. Дмитрий Быков как зеркало постсоветской интеллигенции.
«Трудно не согласиться с теми, кто понимает интеллигентность как исходное ключевое понятие, раскрыв содержание которого можно определить сущность интеллигенции. <...>
Интеллигент – это человек, обладающий качеством интеллигентности. Интеллигенция – множество (социальная группа) интеллигентов. То есть интеллигенция – это группа людей, обладающих качеством интеллигентности» (Макогонова В.В. Интеллигентность как эстетическая категория).
«… может ли что-нибудь достоверно знать об интеллигентности тот, кто этим качеством вообще не обладает? Нет. Интеллигентность — своего рода «вещь-в-себе», постигаемая лишь изнутри. Другими словами, проблема знания есть тут проблема принадлежности» (Маслакова А.А. Дорасти до пуделя: еще одна версия «современной интеллигенции»).
«Участники многочисленных дискуссий об интеллигенции уподобляются толпе, забавляющейся некой игрой, при этом все игроки используют свои собственные правила. В такой ситуации полемизирующие стороны могут с полным основанием считать себя правыми — каждый участник дискуссии просто обречен на успех. Уже поэтому можно с уверенностью предположить, что спор о «русской интеллигенции» продлится еще очень долго» (Колоницкий Б.И. Идентификация российской интеллигенции и интеллигентофобия).
«Определение интеллигенции, необходимо, прежде всего, потому, что в настоящее время происходит заметная актуализация проблемы поиска механизмов восприятия и ретрансляции социокультурных «вызовов», выявления тех сил, которые позволят не только «стабилизировать реальность», но и смогут выступить основой проектирования социальной действительности. Поэтому вопрос о сущности и специфике современной российской интеллигенции представляет не только общественный и научный, но, прежде всего, практический интерес» (Келеман Л.А. Сущность и специфика российской интеллигенции).
«Сегодня Ленина цитируют лишь для доказательства злонамеренной деятельности большевиков, истребивших интеллигенцию. Иногда для этого используют те же цитаты, какими еще недавно подтверждалась, якобы, «единственно правильная в тех условиях» политика большевиков в отношении интеллигенции» (Квакин А.В. Выбор политической позиции российской интеллигенцией осенью 1917 года: Историографическая ситуация и использование математических методов).
«В публицистических баталиях, ведущихся уже полтора столетия, реже всего можно встретить предположение, что польская интеллигенция, как и любая другая, возможно, многоразлична и что в своих жизненных позициях, характерах, мнениях всегда была и остается глубоко разделенной. Разделенной по различным критериям: а) на левую, либеральную и правую; б) на глубоко верующую, конформистскую и живущую без веры; в) на антисемитскую, индифферентную в этом вопросе и антинационалистическую; г) на горячо поддерживающую авторитарные методы, пассивно-послушную и приспособленческую и на демонстративно противостоящую авторитаризму; д) на преуспевающую в любых условиях, скромно живущую или прозябающую на обочине общественной и хозяйственной жизни — и т. д.
Склонность публицистов, а случается, и ученых, к поспешным обобщениям и коллективным характеристикам кажется непреодолимой, а споры критиков интеллигенции с ее апологетами (немногочисленными), споры гонителей с моралистами возобновляются по сей день» (Едлицкий Е. Проблемы с интеллигенцией. Интеллигентский минимум).
«Роковая беда интеллигенции. Мы никак не можем договориться друг с другом: нам проще очертя голову ринуться в пламя, чем выслушать ближайшего. Пламя – новое, неизведанное, а тот же Мережковский с его мелкой кружковой тиранией и литературным интриганством для Блока, а Е. Д. Кускова для Паустовского давно понятны, изучены, неинтересны, а в столь ответственный исторический момент вдруг вылезают наружу их мелочные недостатки. За этими повседневными ссорами и обидами как-то не видится правота. А в большевиках – новизна. А за ними – народ.
Великий обман Октября был в том, что революция оказалась никакая не пролетарская, не рабоче-крестьянская, а всего лишь хамская. Она воплотила грозное пророчество Мережковского о Грядущем Хаме. Октябрь просто-напросто перевернул социальную пирамиду и тут же возвел новую, подняв на вершину не «освобожденный класс», а Хама. У него были разные имена – Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Черненко, но суть оставалась та же: хам» (Холмогоров М. Он между нами жил…).
«Русская интеллигенция никогда не могла организовать собственную политическую партию, потому что была лишена глубинного идеологического единства, более того — находилась прежде и находится, увы!, поныне, в состоянии идейного разброда, неспособная согласовать свои разнородные идеи и принципы поведения; ее духовное пространство расстилается от просветительского «хождения в народ» до признания народниками правомерности индивидуального террора; от упования на религиозно-нравственное самосовершенствование личности до оправдания революции и развязанного ей массового террора; от духовных метаний Л. Толстого и Ф. Достоевского, искавших истинное содержание христианства в сфере этики (обожествление любви человека к человеку, отливающееся в «непротивление злу насилием») или эстетики (вера в то, что «красота спасет мир!»), до провозглашения В. Ульяновым-Лениным, выросшим из среды типичной российской интеллигенции, политики высшей нравственностью и подлинной — ибо пролетарской! — эстетикой; от трактовки русскими богостроителями-марксистами теории «научного коммунизма» как «превращенной формы» религии до воинствующего атеизма их политических единоверцев…» (Каган М.С. Воспроизводство российской интеллигенции как педагогическая проблема).
«Расколотость интеллигенции — это естественно. Каждый думающий человек думает по-своему, поэтому сколько интеллигентов, столько точек зрения. Отсюда и неспособность договориться» («Интеллигенция закончилась как историческое явление»: интервью Людмилы Улицкой).
«Китайский поэт Ван Сяобо сказал, что для интеллигента стать элитой мышления важнее, чем стать моральной элитой» (Сяотао Л. Российская интеллигенция в начале XXI века).
«Интеллигенция занята тем, что рассказывает «простому» народу о привилегиях, которые дает богатство. … Так происходит оттого, что истина «сложности» предана и утрачена. До тех пор, пока она не восстановлена; до тех пор, пока базовые понятия добра и красоты не определены, — до тех пор все споры о «сложном человеке» можно считать обреченными» (Кантор М.К. Интеллигенция России рассказывает народу, почему богатые всегда правы).