Полемика. На статью Артура Петровского, академика Российской академии образования, доктора психологических наук
«Интеллигенция при наличии отсутствия»
(«Литературная газета» 19–25 октября 2005 г. № 43 (6044))
Люмпенизация – опасный диагноз российского образованного слоя
В 1988 году в «Литературке» вышла моя статья «Интеллигенция: что впереди?». В то время само существование объекта внимания ни у кого не вызывало сомнений, сомнения были только по поводу возможного благоденствия интеллигенции в государстве рабочих и крестьян. Ибо мы стояли на пороге преобразования этого чуждого нам, с классовой точки зрения интеллигента, государства – в нечто новое, с чем связывались наши определённые ожидания и надежды.
Сегодня российская интеллигенция, впервые в мире совершив собственную (!) революцию, завоевала всё, о чем могла лишь мечтать при советском строе – демократические свободы, массовое представительство во власти и в экспертном сообществе, возможность заниматься умственным трудом как личным бизнесом, – то есть именно проявила себя как настоящий класс со своими собственными интересами и задачами. И тут нас огорошивают соображением, что интеллигенции как таковой, оказывается, и вовсе нет. И не какой-нибудь бомж сообщил нам об этом – а доктор наук и академик Академии образования!
В чем причина такой странной аберрации классового сознания интеллигента? Увы – в люмпенизации всех классов и сословий, постигшей наше тяжело болеющее общество. И в увлечении социальной мифологией, что всегда сопутствует подобной люмпенизации. Таких результатов мы от интеллигентской революции не ждали. А они пришли.
Профессиональное исследование интеллигенции, её истории и теории, я начал в 1973 году, на третьем курсе филологического факультета МГУ. А интерес к этой теме испытывал со школьной скамьи, где впервые получил от учителя хрестоматийный невразумительный ответ: интеллигенция – прослойка между классами. Ответ меня не удовлетворил, и я лет двадцать пять отдал на то, чтобы его откорректировать. Опубликовал немало статей по теме, не раз выступал с докладами на социологических форумах специалистов-интеллигентоведов. Мне хочется поделиться с читателями своими выводами, раз дело зашло так далеко, что некоторые академики с азартом уподобляются унтер-офицерской вдове.
* * *
«Договормся о терминах», – завещал нам Декарт, и недаром.
Что делает нормальный, нелюмпенизированный учёный на первом этапе любого исследования? Берется за словари и энциклопедии, чтобы определиться в терминах. Люмпен же прибегает к мифам. Или создает их сам.
Г-н Петровский пишет: «Как известно, в речевой оборот слово “интеллигенция” в конце XIX века внёс Боборыкин, имея в виду ту часть образованных людей, которые испытывали чувство вины за своё былое безразличие к бедам крепостного крестьянства». Это миф, господа читатели. Если бы академик не поленился заглянуть в «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля (1881), он бы прочёл там очень простое и ясное определение: «Интеллигенция, в значении собирательном, разумная, образованная, умственно развитая часть жителей». И всё. Больше ничего нет в этом самом первом словарном определении (более ранних толковыми словарями не зафиксировано). Именно таким было изначальное содержание слова «интеллигенция» в русском языке. Как видим, эта первичная формулировка игнорирует нравственный аспект вообще и отношение к народу в частности. Все психологические навороты – на совести мифотворцев. В том числе Боборыкина и тех, кто ему почему-либо доверился.
Определения интеллигенции во множестве разбросаны по справочным изданиям всех рангов, как на русском языке, так и на иных. Наш академик настаивает: «Нет в словарно-энциклопедических изданиях как прежних времён, так и нынешних определения интеллигенции». Не верь, читатель: академик дурит твою голову. Он просто не брал их в руки. Пример со словарем Даля об этом кричит. Но г-н Петровский идет ещё дальше по пути мифотворчества, когда заявляет: «В иностранных языках это понятие не прижилось». Не хочу загромождать статью множеством ссылок, в прах разбивающих данный тезис, но готов это сделать по первому требованию. Словом, первый этап наш ленивый и нелюбопытный академик просто проигнорировал.
Что делает нелюмпенизированный учёный на втором этапе, прежде чем открыть рот и начать вещать? Он обращается к источникам, досконально выясняет историю вопроса. Чтобы не ломиться в открытые двери, не изобретать велосипед и не пройти мимо истинного нерва проблемы. Люмпен же вновь прибегает к мифам.
К источникам г-н Петровский обратиться тоже поленился. Предпочел таких знатоков интеллигенции, как Ильф, Петров и Саша Чёрный. Что и говорить, соавторы «Двенадцати стульев» блестяще выполнили «социальный заказ» доморощенного коминтерна на развенчание русской интеллигенции. И выстроили её сугубо сатирическую мифологему, явно руководствуясь ленинскими, партийными установками. Но пристойно ли для академика обращение к подобным «авторитетам»? Надо было проявить всего лишь минимум любознательности (правда, еще и минимум самонадеянности), и академик без труда получил бы бездну информации.
В 1987 году, готовя к публикации статью «Кризис интеллигентоведения, или Социология и историография», я анализировал от истоков весь ход отечественного интеллигентоведения и отмечал: «С 1960-х гг. начался новый прилив внимания к нашей теме, обернувшейся в 1970-е гг. настоящим «бумом» в изучении вопросов, связанных с сущностью, местом и ролью интеллигенции в обществе. Достаточно сказать, что библиографический указатель «Советская интеллигенция. Советская историческая и философская литература за 1968–1977 годы» (Новосибирск, 1978) содержит 1995 позиций, в т.ч 381 позицию по разделу «Место и роль интеллигенции в советском обществе», 157 позиций по разделу «Интеллигенция зарубежных стран», 26 позиций по разделу «Критика буржуазной историографии» и 8 позиций по разделу «Библиографические указатели». Объём указанной литературы говорит сам за себя».
За прошедшие годы этот объём как минимум удвоился. Одних диссертаций по теме – многие десятки. Прошло множество жарких дискуссий (в том числе по проблеме дефиниций), в которых давно уже устоялись основные понятия. В конце 1992 года при Ивановском университете был создан Межвузовский центр «Политическая культура интеллигенции, её место и роль в истории Отечества», а затем, на его основе – НИИ интеллигентоведения под руководством д.и.н. проф. В. С. Меметова. НИИ проводит ежегодные конференции (мне не раз доводилось на них выступать), семинары, выпускает сборники докладов, издаёт журнал «Интеллигенция и мир», вообще ведёт большую научную и просветительскую работу. Ознакомиться с его деятельностью легко – было бы желание. Но академик Артур Петровский предпочел Ильфа и Петрова. Почему? Можно только гадать.
И вот наш академик, презирающий, как видно, умственный труд (не в этом ли корень его сомнений в существовании класса профессионалов умственного труда?), обращается, понятно, к мифам и сам их усердно умножает.
Первым делом он выдаёт ни на чём не основанное утверждение: «Судя по всему, интеллигенция претендует на статус условной группы». Условная группа, чтобы читатель правильно понял, это группа, выстроенная на основе неформальных критериев. Интеллигенция к таковым не относится и не может относиться. Методология социологических исследований давно пришла к однозначному выводу: как только вместо формального мы пытаемся использовать неформальный критерий, мы тут же теряем границы социальной группы, а с ними – вообще предмет исследования. Академику Академии образования следовало бы знать об этой азбуке, тогда он не попал бы в собственную ловушку.
Сказанного достаточно, чтобы не усложнять текст цитированием. Ибо всё дальнейшее содержание статьи г-на Петровского, если кто помнит, состоит из последовательного развенчания им самим же и созданных мифологем. Классический пример боя с тенью в театре теней. Что ж? Зрелище как зрелище, иногда даже красиво. Только жанр этот уж больно далёк от поиска истины. И, кроме того, всё, о чём с жаром неофита пишет г-н Петровский, давным-давно набило специалистам оскомину. Ещё в статье «Двести лет из истории русской интеллигенции» (ж-л «Наука и жизнь» № 3, 1991) я демонстрировал и классифицировал разнообразные воззрения на интеллигенцию, проявленные за сто с лишним лет. И подводил черту под этим множеством:
«Можно наметить два исторически сложившихся подхода к проблеме.
Вкратце, водораздел проходит таким образом: одно направление выдвигает на первый план идейно-этические, неформальные критерии, а другое – социально-экономические, формальные.
В России первого направления придерживались все мыслители народнической ориентации, а также представители кадетско-веховской идеологии (к ним, по сути, примкнул в превратной форме и г-н Петровский. – А.С.). Но только те интеллектуальные и моральные свойства интеллигенции, которые вызывали у народников восторг, веховцами по большей части порицались и высмеивались.
Ко второму направлению у нас относились анархисты и марксисты, хотя и между ними не было согласия в оценках. Анархисты считали, что интеллигенция – это новый «эксплуататорский класс», который как класс «характеризуется монопольным и наследственным владением знаниями, средствами интеллектуального производства» (А. Вольский). Марксисты давали отпор анархистам в этом вопросе, более реалистично смотрели на интеллигенцию, видели её глубокое социальное расслоение».
Сегодня, пройдя через горнило ожесточённой критики в постсоветском научном сообществе, первый подход абсолютным большинством специалистов отклонён как антинаучный, и разговор об интеллигенции ведётся строго в границах формального понимания этого феномена, исходя из его основной общественной функции. То есть именно как класса профессионалов умственного труда, имеющих специальное образование. Только такой подход позволяет вводить внутри общего понятия сколь угодно сложную и тонкую градацию, открывает простор научной мысли.
Нет никакой необходимости вновь начинать дискуссию о термине (желающие всегда могут с нею детально ознакомиться). Тем более не стоит это делать вообще как бы с чистого листа, как пытается академик Петровский. Этим он лишь оправдывает курьёзное определение, данное философом-эмигрантом Г. П. Федотовым: «Интеллигенция есть группа, течение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей».
Выступление г-на Петровского вызвало пару откликов в СМИ (к. к. н. А. Яковлева. Чего ни хватишься, ничего нет. Интеллигенция — миф или реальность? – «ЛГ» 2–8 ноября 2005 г. № 45–46 (6046); В. Чернышева. Вопросы интеллигентоведения. Об ускользающей сути одного понятия. – «НГ» 01.11.05). Их анализ говорит об одном: люмпенизация, увы, затронула не только персонально г-на Петровского, но уже и широкие круги интеллигенции, которая вновь предпочитает досужие пересуды – профессиональному разговору на серьёзную тему. Уж если Ленину приписывают оценку интеллигенции как «мозга нации» (на деле ленинская оценка прямо противоположна), это и впрямь подтверждает тезис первого из дискутантов: «Всё издано. И ничего не освоено». Кстати, именно этот дискутант Ленина и переврал, что весьма показательно. Второй дискутант Ленина цитирует верно («не мозг, а говно»), но далее сего компетенцией не блещет и проблему не проясняет, а ещё более запутывает.
Складывается грустное впечатление, что кризис идентичности охватывает, как чума, наше общество в целом, а славное место целенаправленно разрушаемой русской интеллигенции норовит занять какая-то полурусская, или недорусская, или вовсе нерусская люмпен-интеллигенция. Это горько. Однако хочется надеяться, что печальный опыт академика не будет, всё же, экстраполирован на всю интеллигенцию в целом и не побудит её к столь самоистребительной рефлексии.
Как писал когда-то Андрей Вознесенский: «Есть русская интеллигенция. Вы думали – нет? Есть!»
http://www.sevastianov.ru/intelligentsiya-dvizhuschaya-sila-natsionaljnoy-revolyuts/intelligentsiya-ne-zhdali.html