Соколов А.В. Интеллигенты и интеллектуалы в российской истории. Д.С. Лихачев — интеллигент-книжник ХХ века

Нами[1] была предложена формула интеллигентности, могущая служить критерием распознавания интеллигентов в социальной массе, и подробно рассмотрено этическое самоопределение, отличающее интеллигентных людей от интеллектуалов. Абстрактные рассуждения нуждаются в конкретизации, поэтому хотелось бы персонифицировать русскую интеллигенцию. То есть назвать конкретного и общепризнанного её представителя и посмотреть, в какой степени он соответствует формуле интеллигентности. Не надо далеко ходить. Общепризнанным символом, можно сказать, идеалом, русской интеллигенции давно уже стал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906 — 1999). Не случайно 2006 год, год столетия академика, Указом Президента В. В. Путина объявлен в Российской Федерации «Годом гуманитарных наук, культуры и образования — Годом академика Д. С. Лихачева»[2].

Наша задача облегчается тем, что сам Д. С. Лихачев в своих научных и публицистических выступлениях неоднократно приводил собственное понимание интеллигентности, благодаря чему можно построить модель интеллигента по Лихачеву. Разумеется, эта модель воплощена в жизненном пути академика, его личной научной и общественной деятельности, которые поневоле придется затронуть. Правда, Дмитрий Сергеевич никогда не называл себя интеллигентом-книжником, хотя всю свою жизнь изучал труды древнерусских книжников, был страстным поборником и хранителем книжной культуры. Достаточно вспомнить его замечательные слова: «Библиотеки — это центр культуры, самый основной наш культурный фонд, поэтому относиться к библиотекам нужно с особенной тщательностью…. Библиотеки в ряду культурных ценностей нашей страны должны стоять на самом высоком месте»[3]. Учитывая неразрывную взаимосвязь книжности и интеллигентности в облике Д. С. Лихачева, я позволил себе назвать его «интеллигентом-книжником», имея в виду значение слова «книжник», указанное в «Толковом словаре» В. И. Даля (2-е изд.), а именно: «ученый, знающий св. писание, догматик; учитель, толкователь Закона Божия, книжный человек, хорошо знающий грамоту; любитель книг». Не думаю, что Дмитрий Сергеевич стал бы отказываться от славного имени «книжник», как, впрочем, и от звания «интеллигент».

Какова же модель русского интеллигента согласно высказываниям академика Лихачева? Высказываний довольно много, процитирую некоторые. Необходимой предпосылкой формирования интеллигентности, — неустанно подчеркивал академик, — служит образованность, «соединение университетских знаний со свободным мышлением и свободным мировоззренческим поведением»[4], то есть с креативностью. Но только образованности и креативности не достаточно. «Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и своей мысли»[5]. Развивая эту идею, Лихачев добавляет: «Я бы сказал еще и так: интеллигентность в России — это, прежде всего, независимость мысли при европейском образовании». Имеется в виду независимость от партийных, экономических и карьерных соображений, интересов специальности, «если они выходят за пределы допустимого совестью» (там же, с. 10). Не одобряется сосредоточенность в узкопрофессиональной области: «Ученые бывают неинтеллигентны, когда, слишком замыкаясь в своей специальности, забывают о том, кто и как может воспользоваться плодами их труда…. Я очень ценю профессионалов и профессионализм, но это не всегда совпадает с тем, что я называю интеллигентами и интеллигентностью» (с. 9 — 10).

Д. С. Лихачев вновь и вновь повторяет: «Я бы назвал интеллигенцию интеллектуально независимой частью общества. Это не просто образование и образованные люди, работающие в сфере интеллектуального труда. Интеллектуальная независимость является чрезвычайно важной особенностью интеллигенции. Независимость от интересов партийных, сословных, классовых, профессиональных, коммерческих и даже просто карьерных…. Интеллигент теряет интеллектуальную свободу и перестает быть интеллигентом, когда принужден слепо следовать догмам какого-либо учения. Если по своим убеждениям интеллигент входит в партию, требующую от него безусловной дисциплины, действий, не согласованных с его личным мнением, то добровольная продажа себя в рабство лишает его возможности причислить себя к интеллигенции. Это очень важное утверждение…. Совесть принуждает, но принуждение совести является гарантией полной свободы человека, потому что совесть принуждает изнутри, все остальные принуждения снаружи. Совесть является гарантом свободы человека-интеллигента»[6].

Последовательно отвергая путы партийности, Д. С. Лихачев, выступая на учредительном съезде Конгресса русской интеллигенции в декабре 1997 года, заявил: «Нельзя из интеллигенции делать партию, потому что, как только из интеллигенции будет сделана партия, перестанут существовать интеллигенты…. Со свободой и с демократизмом будет покончено»[7]. Силу интеллигенции он видел в разнообразии индивидуальностей, которое ни в коем случае не должно превращаться в «толпу, скованную одной концепцией».

Этическое самоопределение «интеллектуально свободного интеллигента» Дмитрий Сергеевич неразрывно связывал с совестливостью, честностью, правдивостью: «Честь, порядочность, совесть — это качества, которыми дорожить нужно так же, как мы дорожим своим здоровьем, ибо без этих качеств и человек — не человек»[8]. С великолепным чувством собственного достоинства он заявлял: «Правда и страх — несовместимы…. У нас должен присутствовать один страх: страх лжи. Вот тогда и будет в нашем обществе здоровая умственная атмосфера» (там же с. 99 — 100). Особенно возмущали его бесчестные поступки образованных людей, «интеллектуальное воровство». «Стали привыкать жить двойной жизнью, — клеймил он советских интеллигентов, — говорить одно, а думать другое. Разучились говорить правду — полную правду, а полуправда есть худший вид лжи: в полуправде ложь подделывается под правду, прикрываясь щитом частичной правды» (там же с. 89).

Д. С. Лихачев обнаруживает в русской истории немало людей, соответствующих его модели интеллигентности. Отвергнув по этическим соображениям кандидатуру Владимира Мономаха, он пишет: «В сущности, первым интеллигентом на Руси был в конце XV — начале XVI века Максим Грек — человек итальянской и греческой образованности. В России он подвергся гонениям, находился в заключении и был причислен к лику преподобных только после своей смерти. Своею жизнью на Руси он прочертил как бы путь многих и многих интеллигентов на Руси»[9]. К числу этих «многих и многих» Д. С. Лихачев относит Сумарокова, Новикова, Радищева, Карамзина, Пушкина, который «шел свободной дорогой и „жил один“», декабристов, следовавших «велению совести», а не «партийной линии». Решительно отвергается принадлежность к интеллигенции профессиональных революционеров и террористов.

Обращаясь к ХХ веку, к «жесточайшему произволу идеологизированной советской власти», Лихачев признается в чувстве преклонения перед «русской интеллигенцией старшего, уже ушедшего поколения» и с восхищением пишет: «Можно было бы привести пример сотен и тысяч ученых, художников, музыкантов, которые сохранили свою духовную самостоятельность или даже активно сопротивлялись идеологическому террору — в исторической науке, литературоведении, в биологии, философии, лингвистике и т. д.» (там же, с. 14). Он приходит к выводу, что «интеллигенция все это время была главным врагом советской власти, так как была независима» (с. 21).

Сказанного достаточно для того, чтобы построить модель идеального русского интеллигента по эскизу академика Лихачева. Вот эта модель:

• образованность европейского уровня, широкий общекультурный кругозор;
• креативность — бесстрашное правдоискательство, интеллектуальная независимость, свободомыслие;
• этическое самоопределение: а) совестливость, честность, правдивость; б) толерантность, осуждение насилия и террора; в) благоговение перед культурой, приобщенность к книжной культуре, русской литературе; г) индивидуализм, самодостаточность; д) оппозиционность по отношению к деспотичной власти.

Если сопоставить получившуюся модель с формулой интеллигентности, предложенной в статье «Интеллигентность — это что?», нетрудно увидеть, что модель Д. С. Лихачева хорошо согласуется с нашей формулой, но не совпадает с ней полностью. Расхождение заключается в пунктах г) и д) этического самоопределения, которых нет в нашей формуле. Это расхождение имеет принципиальное значение, оно может служить поводом для дискуссии, поэтому необходимо разобраться в сути дела.

Д. С. Лихачев однажды рассказал, что к нему обратились с вопросом: Можно ли писать об ошибках великих людей? «Я ответил, что не только можно, но и нужно писать об ошибках великих людей, что велик человек не тем, что он ни в чем не ошибался. Никто не свободен от ошибок в нашей жизни, в нашей сложной жизни»[10]. Да, конечно, у интеллигента есть право на ошибку, и, если он желает «жить не по лжи» (А. И. Солженицын), то он не должен бояться эту ошибку признать. Сам Дмитрий Сергеевич говорил: «Для меня лично нет никакого сомнения в том, что нам нужно научиться признавать собственные ошибки, ибо признание ошибки не только не умаляет достоинство и человека, и общества, а напротив, вызывает чувство доверия и уважения, как к человеку, так и к обществу» (там же, с. 105). К сожалению, я не могу непосредственно обратиться к Дмитрию Сергеевичу, мне остается только «писать об ошибках великих людей». Моя интеллигентская совесть заставляет меня заявить, что в модели интеллигента «по Лихачеву» содержатся ошибки: во-первых, интеллигент не может быть индивидуалистом; во-вторых, оппозиционность не является обязательным качеством интеллигента. Поясню свою точку зрения.

Д. С. Лихачев постоянно повторял тезис об интеллектуальной свободе «умственно порядочного человека», о сохранении им уникальной индивидуальности, ибо «если индивидуальность исчезнет, исчезнет и интеллигенция»[11]. Он подчеркивал, что учитель, ученый, писатель, делающий свою работу «по заданию, в духе требований партии, государства или какого-либо заказчика с „идеологическим уклоном“, — не интеллигент, а наемник»[12]. Подлинный интеллигент руководствуется не партийными, классовыми, сословными, профессиональными или иными коллективными интересами, а исключительно своей совестью, то есть индивидуальными ценностными ориентациями. Стало быть, интеллигент — вольный индивидуалист, «сам свой высший суд».

Нетрудно распознать западноевропейские истоки индивидуалистических взглядов Лихачева. «Европейская культура, — говорил академик, — это культура универсализма, при этом универсализма личностного характера (курсив автора). Личность человека, его индивидуальные особенности, отличия, его талант и убеждения — более всего ценятся в европейской культуре»[13]. Это действительно так. Не случайно именно на Западе популярна доктрина либерализма или либертарианства[14], утверждающая право каждого человека жить так, как он хочет, при условии уважения прав других людей. Либеральный индивидуализм характерен для западных интеллектуалов, многие из которых желают освободиться от партийных, сословных, классовых, профессиональных уз и обязательств. Однако, как справедливо отмечал В. И. Ленин, «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»[15]. Поэтому абсолютная интеллектуальная свобода отдельно взятого индивида не достижима. Даже беспартийный и внеклассовый академик Лихачев, будучи человеком религиозным, не может игнорировать догматы православия, которые, конечно, ограничивают его интеллектуальную свободу.

В основе нашей формулы лежит иное понимание интеллигентности. Этическое самоопределение русского интеллигента определяется не свободой воли, а альтруистической направленностью, которая предполагает чувство долга, ощущение личной ответственности за благосостояние других людей и своей страны. Долг, ответственность — всегда путы, всегда рамки, ограничивающие свободу индивидуального самовыражения. Индивидуализм деспотичен и эгоистичен, а не альтруистичен, он свойственен интеллектуалу, а не интеллигенту, поэтому его нельзя включать в формулу интеллигентности.

Что касается требования оппозиционности по отношению к власти, прежде всего — по отношению к советскому тоталитаризму, оно не вошло в формулу, так как политизирует понятие интеллигентности. Получается, что все сторонники советской власти, независимо от их интеллектуально-этических качеств, автоматически исключаются из состава русской интеллигенции, поскольку, как утверждает академик, «интеллигенция все это время была главным врагом советской власти». Я полагаю, что интеллигенты и интеллектуалы были как среди монархистов, эмигрантов и диссидентов, так и среди людей, лояльных по отношению к советской власти.

Индивидуализм и антисоветизм, включенные Д. С. Лихачевым в идеальную модель интеллигента, конечно, присущи и самому академику. Препятствовали они его интеллигентскому служению русской культуре? Отвечу прямо: Лихачев сделал очень много во славу отечественной культуры и для укрепления авторитета русской интеллигенции, но он мог бы сделать больше. Сегодня, анализируя оставленное им колоссальное научное и культурное наследие, невольно обращаешь внимание на деформации, обусловленные личными качествами автора и искаженным пониманием интеллигентности. Невозможно скрыть восхищение, но и от чувства досады избавиться не удается.

Общественная активность Д. С. Лихачева развивалась по трем направлениям: 1) научная деятельность в области древнерусской литературы и в смежных областях, которая принесла ему мировую славу; 2) защита памятников истории и культуры, которая вызывала неудовольствие невежественной власти; 3) этическая проповедь в средствах массовой информации, принесшая ему широкую популярность, доверие и авторитет. Начнем по порядку.

Формирование интеллигента-книжника Д. С. Лихачева началось в студенческие годы (1923 — 1928), когда он параллельно занимался романо-германской и славяно-русской филологией. Диапазон научных интересов молодого студента удивительно широк: он атрибутирует анонимные публикации Н. А. Некрасова, анализирует древнерусскую литературу о патриархе Никоне, а дипломное исследование посвящает распространению книг Шекспира в России XVIII века. Находилось время и для веселого товарищеского общения, для шутливых диспутов в фантастической Космической академии наук. Забавы жизнерадостных интеллектуалов привлекли внимание бдительных чекистов, при обыске в домашней библиотеке Дмитрия Лихачева обнаружили белогвардейскую литературу (результат неосторожного библиофильства). В итоге — четыре с половиной года в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), потом — на ударной стройке — Беломоро-Балтийском канале. Настоящий ученый не может не мыслить, и Лихачев изучает фольклор уголовников, записывает байки беспризорников, самое главное — общается с интеллектуальной элитой Серебряного века, которая была неплохо представлена на Соловках. За ударный труд освободили в 1932 году и разрешили вернуться в Ленинград. До 1937 года перебивался кратковременными редакторско-корректорскими занятиями и, наконец, оказался под крышей Пушкинского дома, где в течение более 60 лет продолжалась его непрерывная, интенсивная, исключительно разносторонняя и плодотворная научная деятельность, деятельность ученого-книжника ХХ века.

Вначале он получает признание как историк древнерусской литературы. Он ставит перед собой грандиозную задачу воспроизвести историю русского летописания от его возникновения до XVII века и успешно её решает в докторской диссертации (1947) и в книге «Русские летописи и их культурно-историческое значение» (1947). Благодаря трудам Д. С. Лихачева древнерусские летописи, особенно «Повесть временных лет», предстали не только как историографические источники, но и как художественные произведения особого жанра. С 1950 года начались его исследования «Слова о полку Игореве», до сих пор остающиеся классическими. О высоком научном авторитете Д. С. Лихачева свидетельствует присуждение ему в 1952 году Сталинской премии за участие в коллективном труде «История культуры Древней Руси. Домонгольский период».

В 50-е годы Д. С. Лихачева привлекают теоретические проблемы литературоведения, которые раскрываются в книгах «Возникновение русской литературы» (1952) и «История русской литературы» (1958). Он убедительно показывает, что без учета древнерусской книжности нельзя правильно представить исторический процесс развития русской литературы XVIII — XIX веков. Вместе с тем интеллигент-гуманитарий Лихачев обращает внимание на особенности «художественного метода» древнерусской литературы, в частности — на способы изображения внутреннего мира и характера конкретных людей. В 1958 году вышла в свет его монография «Человек в литературе Древней Руси», которая раскрывает гуманистические и эстетические взгляды автора. Здесь автор выходит за литературоведческие границы, сопоставляя стили изображения человека в литературе с приемами изобразительного искусства Древней Руси. Продолжением культурологического изучения взаимосвязей слова и живописи стала книга «Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого» (1962).

Книги 60-х годов носят в известном смысле подытоживающий характер. Свой богатый опыт научной обработки литературных памятников Д. С. Лихачев обобщил в капитальном методологическом труде «Текстология, На материале русской литературы X — XVII вв.» (1962). По оценке специалистов, этот труд «представляет собой первый в советской филологии опыт систематизации всех текстологических задач, стоящих перед исследователями русской литературы допетровского времени, и методики их решения»[16] . Другим обобщающим произведением стала многократно переизданная «Поэтика древнерусской литературы» (1967), удостоенная Государственной премии СССР. В аннотации последнего издания, вышедшего при жизни автора, отмечается, что книга представляет собой «цельный взгляд на историю и генезис русской культуры от первых письменных свидетельств до наших дней», что она является «настоящей энциклопедией русской духовной культуры, непревзойденным учебным пособием для самого широкого круга читателей, в особенности для студентов-филологов»[17]. Я бы добавил, что этот труд является образцом авторской книжно-библиографической культуры наших дней.

Внимание славистов разных стран привлекли новаторские идеи Д. С. Лихачева о южнославянском влиянии на Русь XV века, о русском Предвозрождении, о специфике русского барокко, о жанровой системе древнерусской литературы и всех славянских литератур средневековья и др. Нет необходимости продолжать здесь перечисление научных достижений Дмитрия Сергеевича, которые хорошо известны специалистам и получили международное признание. В 1970 году он был избран действительным членом Академии наук СССР, еще раньше — в 1963 году его избрали иностранным членом Академии наук Болгарии, а после 1971 года он стал членом еще десяти иностранных академий. Д. С. Лихачев — почетный доктор одиннадцати европейских университетов и одного отечественного — Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов.

Нельзя не вспомнить о научно-популяризаторской деятельности академика. Помимо популярных изданий «Слова о полку Игореве», он публикует очерки о классических произведениях литературы Древней Руси — «Великое наследие» (1975 и 1980), он инициатор и участник монументальной серии «Памятники литературы Древней Руси», выходившей с 1978 года в издательстве «Художественная литература», под его редакцией вышло учебное пособие «История русской литературы X-XVII веков (1980 и 1985). Впечатляющими свидетельствами широты его культурного кругозора могут служить книга «Литература — реальность — литература» (1981 и 1984), где содержится подборка интереснейших комментариев к произведениям Пушкина, Некрасова, Гоголя, Достоевского, Лескова, Толстого, Блока, Ахматовой, Пастернака, которые Дмитрий Сергеевич объединяет понятием «конкретное литературоведение», и очаровательная «Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей» (1982 и 1991).

Теперь, по необходимости кратко, о культурозащитной деятельности. Дмитрий Сергеевич решительно выступал, начиная с 60-х годов, против амбициозных планов перестройки Невского проспекта, модернизации Екатерининского парка в Пушкине и Петергофского парка. По словам Д. А. Гранина, «Он стал препятствием для ленинградских властей, для их безумных, невежественных, корыстных проектов. Он стал значительным препятствием — вокруг него объединялась общественность. Ей был нужен лидер, и этим лидером стал Лихачев»[18]. Благодаря Д. С. Лихачеву сохранился Земляной вал вокруг Новгорода, были спасены от разрушения многие храмы.

В этой деятельности особенно ярко проявились такие качества Лихачева-интеллигента, как толерантность и благоговение перед культурой. Эти же качества подсказали Лихачеву-ученому в 70-х годах перспективное и очень важное направление научной деятельности — экологию культуры[19], которое закономерно привело Лихачева-публициста к разработке Декларации прав культуры. Эта декларация -хорошо продуманный и конструктивный документ конца ХХ столетия, который мог бы служить основой для государственной культурной политики в России и в других странах. Декларация была одобрена Конгрессом российской интеллигенции в 1997 году и рекомендована для введения в действие на территории Российской Федерации[20], но, к сожалению, дальше дело не пошло.

Интеллигентское обаяние Дмитрия Сергеевича сделало его выступления по радио и телевизионные «Встречи в Останкино» нравственными акциями для массовой аудитории россиян. Он рассуждал доходчиво и просто о главных жизненных ценностях, о добром и прекрасном, о России, культуре, русской истории, о науке, литературе, об интеллигенции. Он не был красноречив и артистичен, но в его речах непринужденно и неожиданно являлись эрудиция, житейский опыт, иногда — мудрость, которые заставляли доверять ему и восхищаться им. Незаметно академик Лихачев сделался совестью нации, пожалуй, это вершина русской интеллигентности, покорить которую удалось очень немногим.

Трудно было не прислушаться к его словам, когда он говорил: «Я мыслю себе XXI век как век развития гуманитарной культуры, культуры доброй и воспитывающей, закладывающей свободу выбора профессии и применения творческих сил. Образование, подчиненное задачам воспитания, разнообразие средних и высших школ, возрождение чувства собственного достоинства, не позволяющего талантам уходить в преступность, возрождение репутации человека как чего-то высшего, которой должно дорожить каждому, возрождение совестливости и понятия чести — вот в общих чертах то, что нам нужно в XXI веке. Не только русским, конечно, но особенно русским, потому что именно это мы в значительной мере потеряли в нашем злополучном ХХ веке»[21].

Он, конечно, знал себе цену, чувствовал свою независимость и жил в соответствии с той моделью русского интеллигента, которую сам выработал для себя. Напряженный умственный труд[22], многообразная публичная активность, представительство на научных форумах и в органах власти, самое же главное — поддержание высокого интеллигентского имиджа, несмотря на возраст, усталость, недомогания. Близко знавший его Даниил Гранин вспоминает: «Он не был святым. У него, как у всякого живого человека достаточно было черт, которые могли не нравиться. Он был достаточно деспотичен, порой капризен, кого-то не поддержал, кого-то не принял, не понял. Жалуются, что имел любимцев, от некоторых вещей уклонялся, поддавался лести, бывал жесток…. Было бы странно, если бы в наше время такой огромный человек, играющий такую большую очистительную роль в нашей жизни, был бы приемлем для всех. Был бы удобен. Всех бы устраивал». Тем не менее, власти оказывали ему знаки внимания: в 1966 году он был награжден орденом Трудового Красного Знамени, а в 1986 году ему было присвоено звание Героя Социалистического труда. В том же году он был избран председателем правления Советского фонда культуры, в 1989 — 1991 гг. был народным депутатом Верховного Совета СССР, не отказывался и от других общественных обязанностей.

Внучка академика Зинаида Курбатова, выросшая в его доме, рассказывает: «Дедушка был человеком властным, я бы даже сказала деспотичным. Хотя в последние годы о нем часто вспоминают как о мягком и тихом человеке, нетрудно понять, что такой не смог бы пережить то, что пережил дед»[23]. Да, действительно, Дмитрию Лихачеву, талантливому и любознательному мальчику из интеллигентной питерской семьи, пришлось непосредственно столкнуться с тупой и жестокой силой советского тоталитаризма. Это столкновение многому научило, закалило и, конечно, деформировало характер. Дмитрий Сергеевич очень ярко рассказывает в своих воспоминаниях о «мужестве русской интеллигенции, десятки лет сохранявшей свои убеждения и погибавшей в полной безвестности», о своем долге «человека-свидетеля века восстановить справедливое к ней отношение». Я думаю, четырехлетний опыт Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) побудил Д. С. Лихачева включить в свою модель интеллигентности требование антисоветской оппозиционности. Возможно, антисоветский настрой подтолкнул его к неинтеллигентным действиям после ужасной катастрофы — пожара Библиотеки Академии наук в 1988 году. Мне уже приходилось неоднократно выступать в печати по обстоятельствам этого, как выразился Дмитрий Сергеевич, «культурного Чернобыля»[24], поэтому не буду возвращаться к этой теме.

Вернемся к начальному замыслу данной статьи. Он состоял в том, чтобы использовать фигуру академика Д. С. Лихачева для персонификации идеала интеллигентности. Оказалось, что модель интеллигента, построенная Дмитрием Сергеевичем, не совпала с нашей формулой интеллигентности, поскольку в последней отсутствуют индивидуализм и антисоветизм, которые Лихачев считал необходимыми чертами интеллигентного человека и пытался практически реализовать. Анализ научной и общественной деятельности Д. С. Лихачева показал, что он по существу соответствует нашей формуле интеллигентности, то есть может служить персонификацией русской интеллигенции, но не без оговорок. Индивидуализм и антисоветизм, на которых настаивает академик, не способствуют развитию образа интеллигента, а напротив, деформируют его. Поэтому бессмысленно включать их в формулу интеллигентности.

Разговор о замечательном интеллигенте-книжнике нельзя заканчивать на столь формальной ноте. Хочется сказать неформально. Есть незаменимые люди — единственные в своем роде люди-символы, выражающие главные смыслы своего времени. Дмитрий Сергеевич Лихачев в тяжелые годы перестроек и трансформаций сделался символом русской интеллигентности ХХ века, соединившей преемственность с поколением Серебряного века и почитание культурного наследия тысячелетней России, мужественное противостояние агрессивному невежеству и интеллектуальную независимость. Символ интеллигентности был необходим русским людям на излете тоталитаризма, и Д. С. Лихачев успешно выполнил свою миссию. Еще более этот символ нужен в наши дни, в условиях кризиса нравственности и культуры, в условиях разрушения отечественной книжности. И русские люди вновь, во главе с Президентом Российской Федерации обращаются к символу интеллигентности. Указ Президента «О праздновании 100-летия со дня рождения академика Д. С. Лихачева» — добрый знак, приглашение к тому, чтобы тщательно осмыслить идейное наследие Дмитрия Сергеевича и призадуматься о значимости его для интеллигенции XXI века. Актуально и весомо звучат его пророческие слова: «Пока русская классическая литература доступна, пока она печатается, библиотеки работают и для всех раскрыты, в русском народе всегда будут силы для нравственного самоочищения»[25].

____________________

1. См. Соколов А. В. Интеллигенты и интеллектуалы в российской истории.- СПб.:Изд-во СПбГУП, 2007–344 с. — (Новое в гуманитарных науках; вып. 22).
2. Указ Президента Российской Федерации № 110 от 14 февраля 2006 года.
3. Лихачев Д. С. Интеллигентным притвориться нельзя // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 43.
4. Лихачев Д. С. О русской интеллигенции // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 17
5. Лихачев Д. С. О русской интеллигенции // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 8.
6. Лихачев Д. С. Интеллигенция -интеллектуально независимая часть общества // Судьба российской интеллигенции. — СПб., 1999. — С. 31 — 32.
7. Лихачев Д. С. Сила интеллигенции — в индивидуальности // Конгресс российской интеллигенции. — СПб., 1998. — С. 23.
8. Лихачев Д. С. Тревоги совести // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 94.
9. Лихачев Д. С. О русской интеллигенции // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 15.
10. Лихачев Д. С. Тревоги совести // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 95.
11. Лихачев Д. С. Сила интеллигенции — в индивидуальности // Конгресс российской интеллигенции. — СПб., 1998. — С. 24.
12. Лихачев Д. С. О русской интеллигенции // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 8.
13. Лихачев Д. С. Три основы европейской культуры и русский исторический опыт // Лихачев Д. С. Русская культура. — М., 2000. — С. 46.
14. См., например, Боуз Д. Либертарианство: история, принципы, политика. — Челябинск: Социум, 2004. — 392 с.
15. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 104.
16. Адрианова-Перетц В. П., Салмина М. А. Краткий очерк научной, педагогической и общественной деятельности // Лихачев Дмитрий Сергеевич. — М., 1989. — С. 33.
17. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. — СПб.: Алетейя, 1997. — 508 с.
18. Гранин Д. А. Феномен Лихачева // Нева. — 1999. — №12. — С. 145.
19. Лихачев Д. С. Экология культуры // Лихачев Д. С. Русская культура. — М., 2000. — С. 91 — 101. Культурно-экологической проблематике в значительной мере посвящены его книги «Заметки о русском» (1981) и «Земля родная» (1983).
20. Декларация прав культуры // Конгресс российской интеллигенции. — СПб., 1998. — С. 266 — 274.
21. Лихачев Д. С. О национальном характере русских // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб., 1997. — С. 377.
22. Л. С. Лихачев — автор более 500 научных публикаций и около 600 публицистических выступлений в печати.
23. Курбатова З. «Ужиться с дедом было тяжело» // 24 часа. — 2005. — №46. Обыденный облик Дмитрия Сергеевича и восприятие его личности сотрудниками, современниками, официальными лицами запечатлены в фолианте: Дмитрий Лихачев и его эпоха. Воспоминания. Эссе. Документы. Фотографии. / Сост. Е. Водолазкин. — СПб.: Logos, 2002. — 424 с.
24. Соколов А. В. Правда о БАН: документы и аргументы // Науч. и техн. б-ки. — 1997. — №10. — С. 47 — 61; Он же. Библиотечный синдром недугов нашей культуры // Нева. — 1997. — №12. — С. 171 — 173.
25. Лихачев Д. С. Русская культура в современном мире // Лихачев Д. С. Об интеллигенции. — СПб.,

http://www.lfond.spb.ru/programs/likhachev/100/stenogrammi/sokolov.html