«Только интеллигентность, очищенная от язв буржуазного строя,
станет солнечной народной правдой. Станет солнцем Разума и Красоты»
Максим Горький
Нет, не режущие слух «язвы буржуазного строя» послужили причиной написания этой статьи. И даже не пророчество, свидетельствующее о понимании пролетарским писателем величайшей роли интеллигентности. Скорее, возникшие в связи с этим вопросы, — сбылось ли оно и почему?
С одной стороны, всем, что есть Разумного и Красивого в нашей жизни, мы обязаны интеллигентности и качествам, ее образующим. С другой, — освещаемые и согреваемые «солнцем Разума и Красоты», мы не превращаемся в дикарей, но тепло и свет воспринимаем как должное, естественное, само собою разумеющееся явление, недостойное не то что уважения и изучения, но даже элементарного внимания. И лишь, когда в принадлежности к интеллигентскому сословию видятся какие-либо перспективы, легко становимся интеллигентами, не утруждая себя вопросом, что же такое интеллигентность[1].
А те, кто «от язв буржуазного строя» не избавлялся, наоборот, к интеллигентности проявляют все больший интерес и уважение. Но понять и описать ее им не удается. Вот, к примеру, несколько умозаключений канадской просветительницы Лиз Бурбо:
«Человек интеллигентный — это тот, кто обладает способностью понимать «с ходу», действовать спонтанно, синтезировать, знать, что делать и что говорить в нужный момент. Он живет в настоящем мгновении, потому что ему нет нужды готовиться заранее и беспрерывно рыться в памяти ради того, чтобы хоть как-то действовать».
«А обращаешь ли ты внимание на огромное количество новейших изобретений, очень полезных нам в нашем физическом мире? Меня всегда восхищает творческий гений человека. Эти изобретения иногда на удивление просты, но они экономят нам массу времени и усилий. Можно, таким образом, констатировать, что человеческая интеллигентность продолжает развиваться!».
«Если простота является признаком интеллигентности, то можно заключить, что все усложненное к интеллигентности не относится».
«Страдание — не интеллигентно».
«Меня утешает то, что любой житель планеты Земля интеллигентнее любого другого»[2].
И т.п.
Здорово, не правда ли? Что ни фраза, то шедевр афористики, в очередной раз убеждающий в том, что
«человек, не обретший качество интеллигентности, не может понять <…> ее сущность»[3].
Людям, находящимся в другой культуре, и, в связи с этим, имеющим об интеллигентности лишь смутное представление, рассуждать о том, что значит «быть интеллигентом», конечно же, тяжело.
Не менее нелепо выглядят наши попытки копировать качества, свойственные людям западной культуры. Поэтому основатели интеллигентности предпочитали подражать им не в манерах, поведении, образе жизни и т.п., а в творчестве, являющимся условием, необходимым и достаточным для проникновения в другую культуру. А.С.Пушкин, например, в Набросках предисловия к трагедии «Борис Годунов» писал:
«Не смущаемый никаким иным влиянием, Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении планов…»[4].
И, естественно,
«классическая русская литература возникает в процессе усвоения западной культуры, в процессе подражания западноевропейским литературным стандартам, но — так же, как и в случае с интеллигенцией, — в результате получается нечто непохожее на исходные образцы»[5].
Увлечение западной литературой в начале XIX века было продиктовано объективными причинами:
«Правительство, министерство просвещения, университетское начальство боялись философской мысли и подавляли ее еще слабые ростки. При таких обстоятельствах философское образование и просвещение, круг философских идей, доступных писателю, входили в его сознание и становились органической частью его духовного мира не столько путем прямого, обеспеченного организацией высшей школы глубокого и систематического изучения философии, сколько более косвенными путями — через журналистику (поскольку в ней находили отражение философские веяния) и в особенности через изучение поэтов, драматургов и прозаиков Запада, творчество которых оказалось насыщенным философскими, моральными, психологическими и эстетическими идеями. В этом направлении влияли Шиллер, Гёте, Байрон»[6].
Несмотря на усилия правительства, влияние философской мысли Запада все-таки нашло отражение и в русской философии:
«Особенность генезиса образованного слоя России во многом предопределила и его духовно-нравственную дифференцированность, проявившуюся, прежде всего, в различиях восприятия научных и философских систем, основанных на критическом и систематическом мышлении, пришедших в Россию вместе с идеями просвещения из Европы. <…>
Увидев ценностные начала человеческого бытия не в познающем разуме, пусть и мировом, а в божественной духовности, русские философы показали глубинную взаимосвязь и органическое единство нравственных качеств человека, раскрыли в интеллигентности ее духовное содержание как внутреннюю основу общечеловеческого всеединства»[7].
Так на древнерусской почве, одухотворенной православными ценностями, под влиянием западного просвещения появилась самобытная культура, а у ее авторов, носителей и хранителей — беспрецедентная совокупность универсальных, общечеловеческих духовно-нравственных качеств, названная интеллигентностью. Эта совокупность представляла собой симбиоз исходных образцов лучших человеческих свойств, принадлежащих трем разным культурам, — древнеславянской, византийской и европейской[8]. В некотором смысле основу данной триаде заложила Славяно-Греко-Латинская Академия[9], функционирующая в России с 1687 года, но в основном ее существованию мы обязаны нашим классикам, — основоположникам интеллигентности (в частности А.С.Пушкину[10]) и созданной ими трехфакторной культуре, продуктами которой мы являемся[11].
С помощью обозначений культурно-демографическую ситуацию, сложившуюся в России к началу XIX века, можно представить в виде формулы:
КН = Д + Д х В + Д х Е + Д х В х Е,
где КН – коренное население России;
Д – часть населения, состоящая из людей, впитавших особенности только древнеславянской культуры (фольклористы);
Д х В – часть населения, состоящая из людей, впитавших особенности древнеславянской и византийской культуры (православные фольклористы);
Д х Е – часть населения, состоящая из людей, впитавших особенности древнеславянской и европейской культуры (просвещенные фольклористы);
Д х В х Е – часть населения, состоящая из людей, впитавших особенности древнеславянской, византийской и европейской культуры (православные просвещенные фольклористы)[12].
Таким образом,
«… нравственные начала передовых политических и художественных принципов стали неотъемлемой чертой прогрессивной русской культуры.
«Дворянский» период русской культуры фактически заканчивается к 40-50-м годам XIX века, когда в общественное движение, просвещение, науку, литературу и искусство приходят представители иной социальной группы — разночинцы. В большинстве своем — это неимущие интеллигенты…
Это люди иной эпохи, они чувствовали и рассуждали иначе, чем их предшественники — дворянские интеллигенты. Но оба поколения мыслящих русских людей объединял высокий потенциал духовной жизни — патриотизм, страстность идейных исканий, гуманизм, составившие идейную и нравственную основу русской культуры XIX века.
В одном из последних и наиболее значительных исследований по истории русской культуры содержится такое определение культурного процесса:«Если рассматривать историю человечества последних трех столетий, то, обобщенно говоря, развитие культуры происходит по двум путям. Один из них можно назвать дорогой к интеллигентности, разумея «интеллигенцию» в русском смысле, то есть в том понимании, какое сложилось относительно этого термина в России в XIX веке. Главным признаком интеллигентности следует считать, во-первых, преобладание духовных интересов над материальными… во-вторых, уважительное отношение к «другому», «чужому», отношение, переходящее в служение людям… Второй путь по нашей схеме — путь к мещанству, это — антиномия интеллигенции. Материальные интересы превышают духовные»[13].
То есть, в рамках одной культуры в России стали развиваться фактически две, — изоморфные по структуре, но антагонистичные друг другу по содержанию[14], — столкновение которых оказалось трагическим[15].
И не только трагическим, но и безрезультатным. Потому что «мещанство — это строй души»[16], а не только сословие. Это душевное (или личностное) качество было свойственно отдельным представителям и купечества, и чиновничества, и интеллигенции, и крестьянства, и, конечно же, большей части мещанства. Поскольку материальные интересы мещанского сословия превышали духовные, многие из них во взаимоотношениях с купцами, чиновниками, состоятельными инородцами не считали для себя зазорным проявить лесть, раболепие, угодничество, низкопоклонство. Испытываемое при этом презрение к себе они воспроизводили на своем отношении к людям, находящимся в социальной иерархии ниже их[17]. Это серединное положение[18] в обществе возлагало на них особую роль, — роль проводников внешних стандартов (манер, поведения, образа жизни) от высших слоев населения к низшим. И, несмотря на то, что это были не стандарты, а их жалкие эрзацы, для сельских жителей авторитетные горожане были самым доступным образцом для подражания.
Это был пример высокомерия и демонстрации собственного превосходства. Уважительное отношение к «другому», свойственное интеллигентности, здесь было заменено на меркантильное, а вместо служения людям, мещанин озабочен лишь собственным благополучием. И, чем больше он его достигал, тем к большему числу своих соотечественников испытывал отвращение. Но вместо того, чтобы объявить борьбу «строю души», в процессе очищения «от язв буржуазного строя», провоцировалось и поощрялось отвращение к мещанам[19], [20]. И, несмотря на то, что сословные различия к этому времени были ликвидированы, борьба продолжалась. Но, повторяю, не с человеческими пороками, а с сословием. Хотя это все равно, что бороться не с болезнью, а с больным, уничтожая не вирус, а пациента.
К сожалению, тенденция искать причину невзгод не в пороках человеческой натуры, а в социальных категориях сохраняется и поныне. Например, анализируя причину революционных событий, автор пишет:
«… вину за происшедшее в равной мере несут все классы и сословия России. Наиболее велика вина культурного слоя, ибо в нём созревали и им внедрялись в народ идеи, которые определили трагический ход событий»[21],[22].
Это свидетельствует о том, что мы никак не можем понять, что нашими язвами являются не сословия, классы, группы, слои и другие социальные категории. И даже не мы сами, а наши качества. Качества, свойственные нам, качества которыми мы обладаем, качества, которыми мы характеризуемся. Сегодня это повсеместно встречающиеся презрение, высокомерие, амбициозность, заносчивость, чванство, снобизм, надменность, цинизм, кичливость, напыщенность, спесивость и прочие производные гордыни[23].
Поэтому, нам нужны не взаимные упреки и обвинения, а «регенерация» средств самозащиты и самоутверждения, в результате которой гордыня уступит место гордости[24], чувство собственного превосходства — чувству собственного достоинства, а социальные язвы — человеческим отношениям, основанным на лучших образцах взаимосвязанных между собой древнеславянской, византийской и европейской культур[25],[26],[27].
______________________
1. «… у Тетелина уже была ревнивая мания — стать уважаемым человеком, интеллигентным сторожем, каким, как он считал, стал я. Он подглядывал, подслушивал, крутился возле квартир, в которых я ночевал, а то и подолгу, месяцами жил. <…> Приглядевшись, он самым жалким образом подражал: крал мои словечки, жесты, походку, вплоть до манеры здороваться и вести легкий коридорный разговор с хозяевами квартир…» (Маканин В. Андеграунд, или Герой нашего времени).
2. Бурбо Л. Быть интеллигентом (глава из книги «Слушай свое тело – Снова и Снова»).
3. Сорокин В. Культура русской интеллигентности.
4. Пушкин А.С. Критика и публицистика.
5. Успенский Б. А. Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры.
6. Асмус В.Ф. Круг идей Лермонтова.
7. Келеман Л.А. Феномен интеллигентности и его осмысление в истории философии.l
8. Влияние всех этих культур и поныне является сильным, существенным и весьма ощутимым, но, к сожалению, далеко не всегда в достаточной степени осознанным и признаваемым объективно неизбежным, естественным и уже поэтому заслуживающим признания и уважения.
9. Панибратцев А. В. Славяно-греко-латинская академия.
10. Несмотря на то, что с детских лет «дана была ему эта приобщенность к Европе <…>, определяющим началом в мышлении Пушкина в пору его зрелости было духовное возвращение на родину, конкретный историзм мышления, почвенность. В этом же контексте он понимал и значение православия в исторических судьбах русского народа» (Булгаков С., прот. Жребий Пушкина).
11. «Мы не понимаем своих истоков. Мы редко говорим от своего имени. Мы говорим от имени кого-то. В нашем языке встречаются Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Гоголь, просто мы не отдаем себе в этом отчет. Но на самом деле, для того, чтобы язык стал таким, они должны были потрудиться. На самом деле, для того, чтобы картинка перед нашими глазами стала такой, какой она является сейчас, вот то, что мы видим, для этого культуре пришлось поработать. Мы продукты культуры» (Аствацатуров А. Джеймс Джойс и его роман «Улисс»).
12. Категория, обозначенная в формуле как Д х В х Е (православные просвещенные фольклористы), состоит из подлинных интеллигентов (носителей интеллигентности). Данный вывод опирается на то обстоятельство, что вряд ли существует хотя бы один истинный интеллигент, который был бы равнодушен к мотивам и образам русского фольклора, отрицал духовное значение христианских святынь либо отвергал величие западноевропейской науки, литературы или искусства.
13. Яковкина Н. И. История русской культуры XIX век.
14. «Вторая жизнь, второй мир народной культуры строится в известной мере… как мир «наизнанку»» (Хоружий С..»Улисс» в русском зеркале»).
15. «Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы и, быть может, вовеки непоправимы» (Бунин И.А. Миссия Русской эмиграции).
16. Горький М., Заметки о мещанстве.
17. «Он принадлежал к числу тех людей, которые под видом высказывания всякому в глаза «истинной правды» грубо, но приятно льстят начальству, откровенно ябедничают на сослуживцев, а с подчиненными обращаются самым безобразно-деспотическим образом» (Куприн А.И. Молох).
18. Одна из глав Наказа Екатерины II Комиссии по составлению проекта Нового Уложения, посвященная мещанам, так и названа: «О среднем роде людей». В ней в частности говорится: «Как все основание к сему среднему роду людей будет иметь в предмете добронравие и трудолюбие: то напротив того, нарушение сих правил, будет служить к исключению из онаго, как то на пример, вероломство, неисполнение своих обещаний, особливо, если тому причина лень или обман» (Наказ Екатерины II Комиссии по составлению проекта Нового Уложения).
19. «…вокруг и среди нас шипит огорчённое мещанство, – театр, обнажая пред зрителем гнуснейшую сущность мещанина, должен возбуждать презрение и отвращение к нему» (Горький М. Участникам гражданской войны)
20. Незадолго до этого всех, в том числе мещан, призывали презирать интеллигентов: «»Без нас не обойтись» — утешают себя привыкшие служить капиталистам и капиталистическому государству интеллигенты. Их наглый расчет не оправдается: образованные люди уже теперь выделяются, переходя на сторону народа, на сторону трудящихся, помогая ломать сопротивление слуг капитала» (Ленин В.И. Как организовать соревнование)
21. Аксючиц В. О метафизике революции.
22. Не потому ли авторитет «культурного слоя» и культуры в целом по сей день в России оставляет желать лучшего?
23. Михайлов О. Различение понятий как условие интеллигентности.
24. Михайлов О. Хрестоматия по интеллигентнознанию (интеллигентность с позиций современной теории управления). Основополагающий принцип.
25. «К концу дописьменного и догосударственного периода (окончание того и другого было у большинства славянских народов сравнительно близко по времени) славянское общество представляло в культурном отношении внешне весьма пеструю картину: даже на соседствующих небольших территориях люди подчас поклонялись разным богам и следовали разным обычаям. <…> Однако вся эта внешняя пестрота отражала собой богатство локальных вариантов в основе своей единого типа традиционной народной культуры. <…> Другой характерной особенностью жизни славянского мира этого времени было отсутствие глубоких культурных различий между разными группами населения в границах отдельных племенных территорий – все люди вели примерно одинаковый образ жизни, следовали одним и тем же обычаям и верованиям, черпали знания из одного общего фонда устной народной культуры» (Очерки истории культуры славян п/р О.В.Беловой, с. 402).
26. «Если в первые века существования христианства вопрос об отношении к культурному наследию языческого мира дебатировался очень остро и тенденция отвергнуть «мудрость мира сего» была весьма сильна, то уже в III и еще заметнее в IV в. христиане (особенно в Восточном Средиземноморье) пришли к убеждению, что знание не служит препятствием вере, а, наоборот, способствует ей. Античные философские понятия, правовые и моральные нормы, ораторские приемы — все это в той или иной мере использовалось отцами церкви и позднейшими богословами в их построениях и в изложении их взглядов. Однако речь шла не о том, чтобы воспринять систему античного мировоззрения, но лишь о том, чтобы взять из наследия величественной старины отдельные элементы, которые можно было бы использовать в собственных интересах — подобно тому как отдельные элементы языческих капищ выламывались из запустевших зданий и вмонтировались в христианские храмы» (Каждан А.П. Византийская культура).
27. «Хотя средневековая культура обладала идейной, духовной и художественной целостностью, доминирование христианства не делало ее совершенно однородной. Одной из ее существенных черт являлось возникновение в ней светской культуры, отразившей культурное самосознание и духовные идеалы военно-аристократического сословия средневекового общества — рыцарства и возникшего в зрелом средневековье нового социального слоя — горожан.
Светская культура, будучи одним из компонентов западноевропейской средневековой культуры, оставалась христианской по своему характеру. Вместе с тем сам образ и стиль жизни рыцарства и горожан предопределили их сосредоточенность на земном, выработали особые воззрения, этические нормы, традиции, культурные ценности.
Прежде чем сформировалась собственно городская культура, светская духовность стала утверждаться в рыцарской культуре» (Корякина Е.П. Культура средневековой западной Европы: особенности, ценности, идеалы).
Олег Михайлов
10 января 2014
«Византийский тип богословской рефлексии имеет одно ключевое слово, которое не очень-то поддается переводу на какой-либо иной язык, включая — и это заставляет задуматься — языки православного мира, например наш русский язык (интеллектуальная элита Русской Православной Церкви усвоила греческую лексему, оставляя ее без перевода, а рядовой русский верующий и вовсе не употребляет ее). Это слово — «акривия»: буквально «точность», «тщание» в деле, «добросовестность», но также духовная «совестливость»» (Аверинцев С. Византийский культурный тип и православная духовность: некоторые наблюдения).
В этих словах С.С.Аверинцева содержится ответ на вопрос, почему Россия традиционно славится дорогами и дураками. Несмотря на более чем тысячелетнюю историю русского православия, до сих пор точность, тщание, добросовестность и совестливость являются не самыми характерными для нас качествами, что и отражается на результатах нашей деятельности, в т.ч. на качестве дорог. И всего лишь — отсутствие в языке соответствующего слова! Это еще раз подтверждает величие слова как такового и способность языка оказывать влияние на судьбы целых народов.
А вот о влиянии западной культуры: «…народничество, в конце концов, это форма, которую приняло в России учение Жан-Жака Руссо» (Мирский Д.П. Лидеры интеллигенции: Михайловский).
И еще о взаимосвязи с православием: «…не случайно наш народ принял Христианство, Православие всей душой своей, и не случайно именно в нашем народе возникло такое свойство натуры и души, как интеллигентность. Пусть на поверхности между тем и другим случались несоответствия, но в глубине связь между Православным духом в человеке и духом интеллигентности самая непосредственная и крепкая. Если правильно видеть и воспринимать эти понятия» (Новиков Д. Об интеллигенции и интеллигентности).
«Нравственные качества (я не говорю добродетели, потому что не только недостаток, но и самый их излишек может составить порок), кажется мне, весьма естественно разделяются на три группы: на качества благости, справедливости и чистоты. Эти последние, состоящие в противу действии разного рода материальным соблазнам и принадлежащие к области обязанностей человека к самому себе, не могут доставить какой-либо народной характеристики. Они суть, так сказать, венец личных человеческих добродетелей. Оба остальные разряда составляют качества общественные, так как они обусловливают собою характер взаимных отношений людей между собою. Не нужно большой наблюдательности, чтобы признать в первых по преимуществу свойства славянского, а во вторых свойства германского народного характера. Конечно, весьма хорошо усвоивать себе и те добрые качества, которые менее нам сродны, в той мере, в которой они не поставляют препятствия развитию наших личных или народных добродетелей, и в известной мере это, конечно, возможно; но тем не менее возможность с верностью характеризовать два народные характера не частными какими-либо чертами, но целыми высшего разряда группами нравственных качеств, соответствующими их основному делению, должна указывать на весьма существенные различия во всем психическом строе народов славянских и народов германских» (Данилевский Н.Я. Россия и Европа).
«Культурологическое исследование Санкт-Петербурга занимает особое место в трудах Дмитрия Лихачева. Особенно следует отметить лекцию “Петербург в истории русской культуры”, прочитанную академиком в мае 1993 года при посвящении его в почетные доктора СПбГУП. Его выводы здесь проливают свет на многое.
Ученый выделяет “характерные только для Петербурга черты, свойственные всем векам его существования”. Это прежде всего органичное сочетание в петербургской культуре лучшей европейскости и лучшей русскости. Петербург — “и чрезвычайно европейский, и чрезвычайно русский” город. По Лихачеву, уникальность Петербурга в том, что это — город общемировых культурных интересов, соединивший в себе градостроительные и культурные принципы различных европейских стран и допетровской Руси. При этом суть петербургской культуры — не в похожести на Европу, а в концентрации лучших сторон русской и мировой культуры. Важной особенностью Петербурга Дмитрий Сергеевич считал “его научную связь со всем миром”. Это тоже превратило Петербург в “город общемировых культурных интересов”. Другая существенная сторона Петербурга — академизм во всех его проявлениях, “склонность к классическому искусству, классическим формам. Это проявилось как внешне — в зодчестве, так и в существе интересов петербургских авторов, творцов, педагогов и т. д.”. Академик отмечал, что в Петербурге все основные европейские и мировые стили приобретали классический характер.
Не случайно именно в Петербурге появился, получил развитие и особый, в ряде отношений высший “продукт” мировой культуры, интеллигенция. По мысли Лихачева — это одна из вершин развития европейской духовной традиции, явление, сформировавшееся на российской почве закономерным образом. Формирование подобного слоя людей может быть расценено как высочайшее гуманитарное достижение России, своего рода торжество человеческого духа, лежащее в русле европейской (христианской) традиции» (Запесоцкий А.С. Дмитрий Лихачев и русская интеллигенция).
«Великая онтологическая сущность слова ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ тысячелетиями формировалась в характере действующего человека. сложившись в гармонию алгоритма трех информационных потоков и НАПРАВЛЕННОСТИ ДУХОВНО-практической деятельности человека. на долгом эволюционном пути становления РАЗУМНОГО человека эта «триада» под воздействием страстей, эмоций и других доминантных оснований в психике и деятельности человека распадаясь и вновь собираясь в благодатное единство, порою извращаясь. дисгармонировала с уменьшением или с искривлением каждой составляющей. отражаясь на на качестве целостного процесса жизнедеятельности общества и человека» (Вице-президент фонда ВЕРА и ЗНАНИЕ, профессор. историк А. К. Алексеев).
«Интеллигенция есть этически — анти-мещанская, социологически-внесословная, внеклассовая, преемственная группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направлении к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности» (Иванов-Разумник Р.В. Что такое интеллигенция.// Интеллигенция. Власть. Народ. Анталогия. М. — 1993. — С.80).
«Интеллигенты были ориентированы на воспитание универсальной интегрированной личности, впитавшей европейскую культуру и лучшие идеальные качества «русской почвы». Замыкание вокруг «русскости» отражало идеологический комплекс интеллигенции, обеспечивало осмысленным наполнением ее деятельность: интеллигенты ощущали себя духовными представителями русского народа, призванными за пего проделать огромную мировоззренческую работу» (Аржаных Т.Ф. Н.В.Гоголь и русская интеллигенция 1830-1850-х годов).
«Религиозна природа русской интеллигенции… Христианские черты, воспринятые помимо ведома и воли, через посредство окружающей среды, от семьи, от няни, из всей духовной атмосферы, проникнутой церковными воззрениями и обычаями, просвечивают в духовном облике лучших и крупнейших деятелей русской революции… К этому надо еще присоединить жертвенность… ту неотмирность интеллигенции, которая делает ее облик столь чуждым мещанству и придает ему черты религиозности» (Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Вехи : сб. статей о русской интеллигенции. Репринт, изд. 1909 г. М., 1990, сс. 27-73).
«Подлинная русская интеллигентность, без всякого сомнения, укоренена в Православии, соками которого она была взращена и всегда питалась. Свои лучшие качества русская интеллигенция сформировала безусловно под влиянием Православия. Жертвенное служение человеку, Родине, делу, бережное, тактичное отношение ко всему окружающему, сочувствие другим, терпение, умение жить в бедности, способность творить и любить, непрестанное болезнование о судьбах России, высокий уровень культуры и цивилизованности, масштаб мышления – все это выросло на православной почве. Оттого и является русское Православие духовно сродным с характером русской интеллигенции» (о. Николай Литургин «Кто мы – русские?»).
«Не подлежит никакому сомнению, что история рус. культуры неразрывно связана с историей рус. интеллигенции, к-рая выступала одновременно и ее носителем, и творцом, и теоретиком, и критиком, — фактически сама являлась средоточием, воплощением и смыслом рус. культуры. <…>
От того, как мы осмысляем происхождение рус. интеллигенции, как мы определяем духовные истоки этого феномена культуры, социокультурные факторы его становления и развития, как мы объясняем его имманентные противоречия и проблемы, зависит в целом картина культурно-историч. процесса в России в ее эволюции на протяжении по крайней мере последних трех веков» (Кондаков И. Интеллигенция).
«… не случайно наш народ принял Христианство, Православие всей душой своей, и не случайно именно в нашем народе возникло такое свойство натуры и души, как интеллигентность. Пусть на поверхности между тем и другим случались несоответствия, но в глубине связь между Православным духом в человеке и духом интеллигентности самая непосредственная и крепкая. Если правильно видеть и воспринимать эти понятия» (Об интеллигенции и интеллигентности // Новиков Д.).
«Ориентируясь на западную культуру, русский интеллигент XIX века, в отличие от образованного человека XVIII века, оценивает свое положение как позицию человека, одновременно принадлежащего своему социуму и оторванного от него. Интеллигент чувствует себя носителем неких высших ценностей, нужных тому обществу, которому он принадлежит; но одновременно он чужд этому обществу, члены которого смотрят на него с подозрением. <…>
Для русского интеллигента было характерно парадоксальное сочетание, с одной стороны, желания оттолкнуться от чужой цивилизации и развить свою национальную культуру и, с другой — желания сохранить ценности этой чужой цивилизации и оплодотворить ими свою культуру, несмотря на то что они казались неприемлемыми в этой культуре» Сандер Броувер (Гронинген). Парадоксы ранней русской интеллигенции (1830-1850-е гг.): национальная культура versus ориентация на Запад).
«Долг интеллигенции перед народом» своеобразно сочетался с ненавистью интеллигенции к мещанству. Говоря по-современному, цель жизни и цель всякой морали в том, чтобы каждый человек выжил как существо и все человечество выжило как вид. Интеллигенция ощущает себя теми, кто профессионально заботится, чтобы человечество выжило как вид. Противопоставляет она себя всем остальным людям — тем, кто заботится о том, чтобы выжить самому. Этих последних в XIX в. обычно называли «мещане» и относились к ним с высочайшим презрением, особенно поэты. Это была часть того самоумиления, которому интеллигенция была подвержена с самого начала. Такое отношение несправедливо: собственно, именно эти мещане являются теми людьми, заботу о благе которых берет на себя интеллигенция. (Когда в басне Менения Агриппы живот, руки и ноги относятся с презрением к голове, это высмеивается; когда голова относится с презрением к животу, рукам и ногам, это тоже достойно осмеяния, хотя, что характерно, об этом никто не написал басню.) О классическом типе мещанина, флоберовском мсье Омэ, Ренан сказал: «Если бы мир не состоял из таких Омэ, нас всех давно бы сожгли на кострах» (Гаспаров М. Л. Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность).
«По своим истокам характерные для элитарных кругов гуманистические идеи — не только русского происхождения, это квинтэссенция культуры всего человечества. Интеллигентский тип нравственности складывался в течение многих поколений, иерархия духовных ценностей вырабатывалась постепенно» (Зыбина О.О., Франц А.С. Интеллигентность как нравственная предпосылка интеллектуально-творческой деятельности человека (исторический аспект)).
«Интеллигент становился приметой времени, примером для подражания, особенно для представителей низших социальных групп, которые по определенным причинам перебрались в город и отдалились от сковывающей их действия многочисленной родни. Разночинцы имели мало шансов добиться уважения в обществе, придерживаясь традиционного поприща, но в качестве революционеров, актеров или карточных шулеров жили, пусть и недолго, но «звонко», а некоторые пожинали всероссийскую славу, вроде Соньки Золотой Ручки. Стать интеллигентом становилось заветной мечтой для многих купеческих дочек, сыновей скромных мещан и особенно — для инородцев» (Покровский Ю.Н. Об интеллигенции).
«Культурная физиономия славянства, таким образом, была предрешена с самого начала, еще тогда, когда предки славян являлись лишь частью общей массы индоевропейцев и говорили еще на диалекте общеиндоевропейского праязыка. Уже тогда срединное положение этих племен вызвало в них тенденции к связи то с востоком, то с западом, то с югом» (Трубецкой Н.С. Верхи и низы русской культуры (Этническая основа русской культуры)).
«Все российское мещанство – эта «самодержавная толпа сплоченной посредственности», как его называл еще А. И. Герцен, тут же вдело в петлицы красные банты, повязало головы косынками и бездумно отдалось во власть стихии, мгновенно вынырнув из своего тихого болота и обнажив перед всеми свою «нестерпимую узость и тупую самоуверенность». Ф. И. Шаляпин зорким глазом художника безошибочно отметил, что большевизм сделал героями повседневности все обличительные и сатирические персонажи русской литературы – от унтер Пришибеева до Федьки – каторжника. Все они нашли свое место в этом российском коловращении.
Мещанин, живущий своим мирком и не желающий широко открывать глаза на «другую жизнь», готов поверить любым посулам, если они вписываются в его узкий дом – вселенную; он перегрызет глотку всякому, кто захочет отнять у него привычный уют, и будет равнодушно взирать на то, как его соседа лишают жизни. Такими людьми Россия была набита, как сундук тряпьем. И они стали главной моральной опорой большевизма.
Мещанин – это не конкретный материализованный слой общества, это скорее специфическое миросозерцание, определенный настрой души. Поэтому мещанином может быть и рабочий, и партийный функционер, и академик. Он не умеет самостоятельно рассуждать, его страшно травмирует необходимость принимать решения, и он ненавидит всех, кто смотрит на мир иначе.
Родная стихия мещанина – толпа, он растворяется в ней, становится незаметен, в то же время она возвышает его в собственных глазах, ибо он как бы готов на все, не отдавая ничего личного.
Мещанин – это всегда посредственность. Поэтому любое слово «сверху», любое руководящее указание, любое толкование происходящего, даваемое властью, для него непреложный закон. Он верит во все – во вредительство и в поголовный шпионаж, в коллективизацию и в раскулачивание, в «антипартийные группы» и в «развитой социализм». Живя в коммунальной квартире, получая нищенскую зарплату и давясь в магазине за водкой, мещанин искренне считает себя строителем подлинно коммунистического общества» (Романовский С.И. Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции).
«… специфика русской культуры в том и состоит, что она одновременно и похожа, и непохожа на другие культуры» (Успенский Б. А. Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры).
«Если между интеллигенцией и «образованным классом» иногда еще устанавливается известная иерархия, то между интеллигенцией и «мещанством» теоретики интеллигенции большей частью подчеркивают полную противоположность. Интеллигенция безусловно отрицает мещанство; мещанство безусловно исключает интеллигенцию. В действительности переход от «интеллигенции» к «мещанству», как одной социологической категории к другой, совершается такими же многочисленными полутонами и оттенками, как переход от чистой инициативы к чистому подражанию. Он так же неуловим, как последний, и крайне, чистые формы его существуют только в абстракции. Интеллигентность и мещанство суть стихии, скорее присущие в той или другой пропорции каждой отдельной индивидуальности, чем отделяющая одну индивидуальность от другой непереходимой гранью» (Милюков П.Н. Интеллигенция и историческая традиция).
«Первые русские интеллигенты воспитаны на славянской книжности и отголосках византийской культуры, поздние — еще и на идеях европейских гуманистов» (Лурье Ф.М. Интеллигент. Интеллигентность. Интеллигенция).
«Духовное наследство Византии наложило отпечаток на всю историю России и стандарты мышления ее народа. А с Востока шла не только экспансия, но и влияние исламского мира. Это началось еще со времен Волжской Булгарии, принявшей ислам за сто лет до крещения Руси. А «лесная культура» угро-финских народов, которых ассимилировали русские, тоже не пропала даром. Она и сейчас дает о себе знать.
В результате этого сложнейшего процесса смешения культур возник совершенно особый мир, прежде всего мир «крестьянской Руси» со своей манерой жизни и шкалой ценностей. И именно этот мир рождал свою интеллигенцию» (Моисеев Н.Н. Об интеллигенции, ее судьбе и ответственности).
«Историческое предназначение образованного слоя России состояло в том, чтобы выступать носителем и проводником передовых идей и образцов поведения, разнообразных культурно — исторических типов, многократно трансформируемых и внедряемых извне в традиционную культуру России, что во многом предопределило особенный характер самой российской культуры. <...>
Но, поскольку нас интересует не вопрос о мере «присутствия» в культуре России культуры других стран, постольку, независимо от того, какую именно точку зрения мы разделяем, мы в любом случае подтверждаем сам факт формирования русской культуры как сплава традиционной и заимствованных культур» (Келеман Л.А. Сущность и специфика российской интеллигенции).
«Окольничий Федор Ртищев, его ученое братство Андреевского и Донского монастырей, братья Лихуды и Симеон Полоцкий, т.е. Славяно-греко-латинская академия наряду с приглашением западных и военных специалистов заложили основы создания русской служилой интеллигенции» (Карлов Н.В. Интеллигентна ли интеллигенция?).
«Пусть даже социологически интеллигенция невесома, но без ее творчества, без ее идеалов всякое «культурное» общество, всякий могущественный класс обращается в толпу «мещан»…» (Иванов-Разумник Р.В. Что такое интеллигенция?).
«… оппозицией к интеллигентности у Чехова выступает мещанство (разумеется, не как сословие, а как культурная категория). Противопоставление интеллигенции и мещанства не менее значимо для русской культуры рубежа веков, чем противопоставление интеллигенции и народа» (Глебкин В.В. Можно ли «говорить ясно» об интеллигенции).