Наследие русской интеллигенции
Цель рубрики «Основатели интеллигентности» — отдать дань памяти и уважения тем, кто стоял у истоков интеллигентности или внес свой вклад в конкретизацию этого понятия.
Антон Павлович Чехов не только изображал интеллигенцию, но и обличал ее недостатки, поскольку, как и другие его современники, хотел видеть в ее лице пример для подражания. А она была разной, в том числе, далекой от совершенства. Поэтому, и сегодня значение чеховских произведений для формирования внутреннего мира человека переоценить трудно.
Несмотря на то, что едва ли не половину жизни Николай Александрович Рубакин провел заграницей, своей деятельностью, публикациями и поступками он оказал огромное влияние на осмысление советской интеллигенцией своего предназначения.
Благодаря огромной ценности знаний, накопленных Вернадским за годы своей научно-исследовательской деятельности, советская власть относилась к нему, можно сказать, снисходительно. Вместе с тем, контроль над Владимиром Ивановичем, осуществляемый ею, был пропорционален масштабу его личности.
«Современная, даже интеллигентная масса в своем нравственном развитии поразительно отстала от умственного и эстетического развития». Почему Григорий Спиридонович Петров, — священник, общественный деятель, журналист, публицист, проповедник, интеллигент, в конце-концов, — был столь низкого мнения о нравственном развитии интеллигенции? «А сколько их найдется, которые не знают даже имен четырех евангелистов!».
Будучи настоящим интеллигентом, Викентий Викентьевич Вересаев проблемы русской интеллигенции видел, хорошо осознавал и никогда не был к ним равнодушен. В 1901 году литературный критик В.М. Шулятиков писал: «Вересаев — в высшей степени серьезный и вдумчивый «историограф» судеб современной интеллигенции».
При чтении рассуждений Михаила Осиповича Гершензона об интеллигенции, обязательно нужно иметь в виду одну маленькую, но очень важную деталь: все веховцы, — и герой нашей страницы не исключение, — интеллигентами называли людей, отличающихся радикально-революционными взглядами.
В оставленном Петром Бернгардовичем Струве наследии так много противоречий, продиктованных изменчивостью политических взглядов автора, что выделить что-либо главное, довольно сложно. Но, бесспорно одно — как и другие представители лучшей части русской интеллигенции, философ прекрасно понимал, что мощь российского государства в огромной степени зависит от отношения к нему и к его исторически сложившимся ценностям образованной части русского народа.
Не случайно из успешного и перспективного экономиста-марксиста Сергей Николаевич Булгаков превратился в гонимого властью православного священника. Он понял, что марксизм — не более, чем одна из существующих теорий, а учение Христа — истина, достойная постижения и им самим, и всем русским народом. Но революционная интеллигенция от этой мысли была очень далека.
Своим саркастично-ироническим произведением о том, как правила приводят интеллигента в такое же жалкое состояние, как соль воробья, Леонид Николаевич Андреев сумел убедить молодых выходцев из мещанского сословия, стремящихся к жизни интеллигентной, в целесообразности избирательно относиться к провозглашаемым ими истинам жизни.
Оказавшись за пределами родины, Сергей Васильевич Рахманинов испытал очень много боли. Несмотря на успех, признание, популярность, богатство и т.д., жизнь в эмиграции стала для него одной большой купюрой, — Россия была закрыта для него, а он для России. О вкладе композитора в становление интеллигентности, как явления русской культуры, оснований, казалось бы, уже не осталось.